Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
князь Шаховской выходил на крыльцо смутный, как туча, с распухшей щекою, с переносьем,
исцарапанным в кровь.
Княжич Иван встречался с княгиней Настасеей всякий раз, как жаловал к дяде Семену в
тесовые его хоромы посреди обширного двора на Лубянке. У книжного ларя с
помещавшимся над ним «дураком» Настасея Михайловна то и дело наталкивалась на
книголюбивого отрока, шептавшего что-то из развернутой желтой, рассыпавшейся от
времени книжки.
–Здравствуй, касатик, здравствуй, родной! Все в книжки глядишь, глазки слепишь!.. Что
тебе книги те?..
И она принималась потчевать гостя тогдашними лакомствами: сушеными сливами,
огурцами в меду, сахарным изюмом, инбирным леденцом.
Так проходили дни и годы после смерти Онисифора Злота, и князю Ивану миновало
2 Стремянный – слуга, сопровождающий всадника.
семнадцать лет.
Однажды сидел он, как много раз до того ему приходилось, возле ларя с знакомыми
книгами, вертел одну какую-то из них в руках и прислушивался к заглушенному шуму,
которым жил всегда кладбищенски тихий дом дяди Семена. Хоть бы детский крик откуда-
нибудь, хоть бы взвизгнула собака! Нет, только двери ноют где-то далеко и мыши точат
застоявшуюся годами рухлядь. Князь Иван ждал, что вот заскрипит ступенька под ногою
Настасеи Михайловны и застучат ее серебряные подковки в мощенных дубовыми брусками
сенях. Но по дому временами звонко шлепали чьи-то босые ноги, а ступеньки молчали так
же, как этот чужой ларь, полный старых, мертвых книг, как эта плеть, неведомо для чего
повешенная над ларем, как все эти разукрашенные резьбою шкафчики и расписанные
красками сундуки.
Князь Иван глянул на книгу, которую держал в руках, и швырнул ее в ларь. Потом взял
другую, без переплета, оборванную и обтрепанную, раскрыл наудачу и поразился тому, что
увидел. В книжном ларе у дяди Семена он наткнулся на такую впервые. Это была нерусская
книга, и непонятно было, как могла она попасть в груду церковных книг, в ларь к Семену
Ивановичу Шаховскому. Князь Иван стал перелистывать ее и, к удивлению своему, не нашел
здесь ни ликов святых угодников в тонко выписанных венцах, ни изображений креста в
серебряных травах по золотому фону. А ведь и эта книга была полна рисунков, то
бархатисто-черных, то как бы составленных из множества разноцветных шелковых
лоскутков. На каждой странице книги этой были портреты, изображения городов, ландшаф-
ты, заморские люди, диковинные звери... Вот витязь в латах сидит на коне, покрытом глухою
попоной. Вот две женщины с длинными золотыми
большого ковша голубую воду в разверстую пасть рыластого зверя. Вот верхом на огромной
птице почти совсем голый арап.
Князь Иван не упомнил, сколько и просидел он над этой книгой. Только топот копыт на
дворе да голоса в сенях оторвали его от бесчисленных картинок, которыми была изукрашена
она. И, прислушавшись, он уловил скрип ступенек, тяжелые шаги, гневливый голос дяди
Семена:
– Какие там еще хворости!.. Мудро, княгинюшка!.. Бес ли трясучий засел в тебе, так я
его «дураком», «дураком»...
Князь Иван сунул книгу за пазуху и выскочил во двор. Тут суматошились люди, кони,
собаки – весь обоз воротившегося из какой-то поездки князя. В раскрытые ворота на своем
буром коньке выехал незаметно князь Иван на улицу и пустился прочь, легонько
придерживая рукою книгу, которая трепыхалась у него за пазухой, будто пойманная только
что птица. Вот уже миновал он пивной кабак на повороте, длинную избу, мастерскую
палатку, и Варсонофьевский монастырь блеснул ему золотыми крестами поверх замлевших
от зноя дерев... И вдруг под всадником шарахнулся в сторону его жеребчик и завертелся на
месте, точно впилась в него сразу сотня слепней. Словно мелким горохом, где-то совсем
близко швырнулись барабаны, и вслед за ними все разом залились свирели, зарокотали фа-
готы, рявкнули трубы, вгоняя в ужас и без того пугливого конька. Князь Иван соскочил
наземь и повернул жеребчика своего к тыну.
Целый полк наемных иноземцев-копейщиков вышел тем временем из переулка с громом
и треском и повернул направо, к зубчатым стенам монастыря, белевшим впереди. На
солдатах на всех было одинаковое платье: короткие штаны, короткие епанчи1, на головах
железные шишаковые шапки2. Иноземцы, дойдя до перекрестка, стали огибать монастырь и
вскоре пропали за угловой башней – только пыль после них долго вилась да, затихая, не
переставали грохотать барабаны.
Князь Иван решил было уже снова тронуться в путь, но из копейщиков какой-то
отставший выскочил из переулка и со всех ног бросился к монастырю догонять своих.
Босоногий паренек, сидевший верхом на воротах, швырнул в него комом грязи и угодил
1 Епанча – широкий безрукавный плащ, бурка.
2 Шишаковая шапка, или шишак, – разновидность шлема: высокая металлическая шапка, заканчивавшаяся
шариком, так называемым шишом, откуда и название – «шишак».