Бесконечность любви, бесконечность печали

Батракова Наталья Николаевна

– Нет!
– не терпящим возражений тоном отрезал Поляченко.
– В офис я поеду один, а в начале двенадцатого вернусь за вами. Вы же доктор, сами понимаете... Хотите за один день весь коллектив уложить? Раздевайтесь и отдыхайте. Я же вижу - вам снова нехорошо. Проскурина нашлась, давайте выздоравливать.

– Да...
– вынужденно согласился шеф.

После того как он понял, что встречи с Катей придется ждать еще несколько часов, утренний прилив сил иссяк. Прилечь действительно хотелось. Похоже, снова поднималась температура.

–

Хорошо, езжайте на работу. Я буду ждать...

К утру Кате все же удалось забыться сном, поверхностным, неглубоким. Глаза закрыты, но при этом фиксируются все шорохи, все звуки: скрип дверей, шарканье ног по коридору, вой ветра за окном... Скрипы и шаги то учащались, то затихали на время, ветер тоже то успокаивался, то вдруг завывал, отчего на душе становилось тоскливо и тревожно.

Открылась дверь в палату, и в проеме появилась женская фигура.

– Не спишь?
– раздался шепот.

– Нет, - так же тихо ответила Катя, узнав Олю.

– Тогда пойдем в ординаторскую, поговорим, пока никого нет.

Отбросив одеяло, Проскурина сунула ноги в шлепанцы, подпоясала халат.

– Доброе утро!
– поздоровалась она с подругой в коридоре и, заметив глубокие темные круги под ее глазами, не удержалась: - В твоем состоянии нельзя работать по ночам!

– Это последнее дежурство...
– успокоила та.
– Я тебе вот что хотела сказать: вчера поздно вечером позвонила Лежнивец, попросила выйти и поговорить с твоим Проскуриным, успокоить. Ты права, они с ней договаривались.

– А как Алиса?

– Накачали успокоительными, спит. Нервный срыв. Здесь ты тоже права: с потерей ребенка рушатся ее планы. Похоже, твой бывший ее не любит.

– С чего ты решила?

– С того, что он несильно обеспокоен ее самочувствием. Больше горевал, что ребенка потеряли. Правда, интересовался, сможет ли она в будущем иметь детей. Разве любящий человек так себя ведет?

– Понятно...

Кате все-таки хотелось думать, что хоть у одного из этой пары ость чувства.

– А в конце поинтересовался, не знаю ли я, где ты. Мол, дозвониться не может ни сам, ни адвокат.

– И что ты ответила?

– Сказала, что давно не виделись. Была занята свадьбой.

– Спасибо... Придется завтра, то есть сегодня, самой ему позвонить. Не получается жить только беременностью...
– с грустью пожаловалась Катя.
– Я и телефон только вчера включила. Глупо, конечно. От окружающего мира надолго не спрячешься.

– С одной стороны, может, и зря, - согласилась Ольга.
– С другой - поступила правильно: ребенка сохранила. Катя, ты хорошо подумала насчет развода?
– неожиданно спросила она.

– Что значит «хорошо»?

–

Ты извини, это, конечно, твоя личная жизнь, но мне кажется, если Виталик узнает о твоей беременности, он... как бы правильно выразиться, поймет и простит.

– Ошибаешься, - усмехнулась Катя.
– Мы прожили десять лет, и я точно знаю: чужого ребенка он никогда не воспримет как своего. Даже из любви к женщине. А если чувств уже нет, то и подавно. Расстались - и точка. Не о чем даже говорить.

– Переживаю за тебя, - виновато опустила голову Ольга.
– Извини.

– Знаешь, я недавно вдруг поняла, - продолжила Катя, - что никогда не полюблю и не приму мужчину, если он не полюбит моего ребенка.

– Знакомо, - кивнула подруга.
– У меня с Ксюшей такое было.

– Но ведь тебе повезло? Ты говорила, что Саша принял ее как родную?
– заглянула ей в глаза Катя.

– Повезло, - голос Ольги потеплел.
– Он ради ее занятий в художественной студии встречи с друзьями готов отменить. Но таких, как он, один на миллион.

– Неважно! Значит, шанс есть, - улыбнулась Катя.
– Ну а если нет, сами справимся. Мне теперь есть кого любить... Я сегодня домой, - неожиданно сменила она тему.
– Ты не забыла? Сразу после капельницы... Поеду к...

«Вадиму», - едва не сорвалось с ее губ.

– Катя, все-таки надо бы полежать еще пару деньков, - забеспокоилась Ольга.
– Я постараюсь, чтобы вы с Алисой не пересеклись.

– Дело не в ней. Вернее, не только в ней. Отца сегодня оперируют. Хочу поддержать Арину Ивановну. Вдвоем нам легче будет. И еще одного больного надо навестить... А то я и сама изведусь здесь от разных мыслей. Сегодня ночью глаз не сомкнула.

– Понятно... Тогда готовься к выписке. Только обещай: если что не так - сразу звонишь!

– Все будет хорошо, не волнуйся, - улыбнулась Катя, твердо решив ночью, что если снова придется лечь на сохранение, то в дру гую больницу, к Арине Ивановне.
– Спасибо тебе за заботу!

Дверь ординаторской открылась, зашли две женщины. Скорее всего, доктора.

– Доброе утро! А мороз ослаб, - сообщила одна, расстегивая шубу.

– Доброе! Это хорошо, - порадовалась Ольга.

– Я пойду?
– поднялась Катя и шепнула: - Не забудь про капельницу...

Лежнивец раздосадованно отложила мобильник, свела брови к переносице и непроизвольно забарабанила пальцами по столу.

После звонка Ладышева было о чем поразмышлять. Позвонил - это хорошо. Но, похоже, не из желания поговорить с ней, а тем более увидеться. Чего-то ему приспичило попасть в больницу. К кому? За кого он так волнуется? За родственников? Но, насколько ей известно, у него осталась только мать. Профессорская жена, скорее всего, обслуживается в лечкомиссии, значит, и госпитализируют ее в случае необходимости туда. Тогда кто?