Беспамятство
Шрифт:
Вероника ушла, не прощаясь. Ни в лифте, ни на улице плакать не стала, хотя очень хотелось — привычка беречь лицо взяла верх. В конце концов, кончена не жизнь, а лишь очередной акт одноименной пьесы, Сейчас следовало решить, куда ехать. Что-то подсказывало, что Большаков, который вчера готов был целовать подошвы се туфель, сегодня способен выгнать с позором. Второго унижения за один день она спокойно уже не перенесёт. Лучше вернуться в свой роскошный коттедж. Средств на его содержание у нес пока хватит — вовремя подсуетилась и успела перевести деньги со счетов мужа на тайно открытый собственный. Вероника представила мину дорогого супруга, который обнаружит, что его обчистили почти
Пора отдохнуть и начать охоту на новый кошелёк. И Вероника поехала за город.
На этот раз интуиция сё не обманула; когда она вернулась от «зубного» якобы за забытыми деньгами, настороженный Большаков не поленился послать вдогонку своего шофера, того самого, который сидел за рулём машины, сбившей Максима Есаулова. Вскоре верный вассал доложил сюзерену, что автомобиль жены остановился возле дома юрисконеульта.
В этот момент Большаков испытал два сильных разновекторных чувства. Первое - ощущение реальной опасности. Если жена гак плохо маскирует свои действия, значит, шарик рулетки запущен. Требуется срочно принимать контрмеры. Второе — мгновенное исчезновение любовного недуга. Болес того, Виталий Сергеевич совершенно не понимал, как он мог столько времени обожать эту лживую куклу, которую подсунул ему Баче лис? Напрасно он отдал ей ценные бумаги - хотел прочнее привязать к себе. Привязал! Впрочем, отобрать их несложно, в конце концов, они хранятся здесь, в доме, он сам их видел неоднократно. Прихватив крепкий перочинный нож, Большаков поднялся в спальню. Убедившись, что ящик туалетного столика работы Чиппиндейля заперт, он безжалостно сломал замок. Но напрасно - акций в ящике не было. Виталий Сергеевич опоздал всего на полчаса, но это, к сожалению, подтверждало, что опаздывать он начал не сегодня.
Большаков не принадлежал к людям, терявшимся от несовпадения желаемого с действительным. Исчезновение бумаг — плохой признак, но не конец. Отдать их любовнику Вероника не могла - в первую очередь она хищница, а потом женщина, и такой кусок по доброй воле не уступит. Значит, перепрятала. Ну, это он быстро выяснит, как только жена возвратится. В конце концов, пригрозит разводом, а если упрется — отберёт силой. Слава Богу, не такой он простак, чтобы, доверяя Бачелису, не иметь собственную когорту преданных людей.
Но жена не вернулась. Это з^жс был не признак, а знак. Большаков вдруг вспомнил, что банковские счета за границей, сильно отощавшие за последнее время, но всё ещё значительные, почти без исключения имеют доверенность на жену. Завтра же утром он это распоряжение отменит. Если успеет - противник всё время опережал его на шаг. Как ни прискорбно, надо готовиться к войне,
возможно, последней в жизни, но неизбежной. Отступать он не умел, да и некуда.
Спал плохо, но утром сделал привычный комплекс гимнастических упражнений, принял контрастный душ и тщательно выбрился, открыв новый флакон французского одеколона. Предстоящее сражение требовало сил, поэтому он не поленился сварить себе два яйца всмятку и выпил чашку крепкого бразильского кофе. Всё. Большаков был собран и никакого волнения не испытывал.
Сев в рабочее кресло, велел секретарше вызвать Бачелиса и никого больше в кабинет не пускать. Юрисконеульт явился как ни в чём не
Виталий Сергеевич и начал на этой злой ноте:
– Ну, драгоценный мой партнёр и доверенное лицо генерального директора холдинга, выкладывай, какие гнусные интриги ты плетёшь за моей спиной!
То была последняя фраза, сказанная знакомым начальственным тоном, приводившим подчиненных в трепет. После получасового разговора с юрисконеультом прежний Большаков как личность более не существовал. Бачслис подробно рассказал и даже нарисовал на листе бумаги схему своего прихода к власти, указал число акций, которыми владел к настоящему времени, и перечислил но пунктам вытекающие отсюда организационные и юридические права. Он всё продумал и предусмотрел, не оставив противнику никаких шансов.
– Вы получите отлучение на собрании акционеров. Это довольно унизительно после стольких лет диктатуры, Но есть более щадящий способ лишиться должности - вы сами проявите инициативу, мотивируя свой уход болезнью, семейными обстоятельствами или
пострижением в монахи — дело фантазии, А я уже потом предъявлю собранию акции, не объясняя, как они ко мне попали. Слово чести,
Бачелис встал и тут же засунул руки в карманы, выпятив жилеточную грудь. Большаков молчал, все больше мрачнея, и Юрий Львович продолжил:
– Даю вам неделю на размышление. Теперь, когда карты раскрыты, время уже не имеет особого значения. У вас нет вариантов. Если только меня убить. Я знаю, вы можете это устроить, а главное, способны. Но не имеет смысла - таким путём бумаги обратно к вам не вернутся, У меня, как прежде у вас, тоже имеются партнёры, которым я на данном этапе доверяю. Возможно, когда-нибудь они постараются меня обойти, руководствуясь тем же мотивом, что сейчас я. Такова диалектика. Но у меня есть небольшое преимущество - ваш опыт, в том числе отрицательный. За опыт — спасибо, я человек благодарный.
Он уже шел к выходу, когда у двери его остановил почти звериный рык:
– Стой, мерзавец! Твоё слово, как и честь, ничего не стоят, поскольку чести ты лишён напрочь! Но завтра я подам в отставку.
Юрисконеульт криво усмехнулся:
– не сомневался, что мы договоримся малой кровью. Всё-таки я ваш апологет и в психологии кое-что секу.
– Да, ты превзошёл своего учителя, но не в умении, а в безнравственности.
– О, о, о, - театрально воскликнул Юрий Львович, - только не надо вешать мне лапшу на уши. Или не вы приказали убрать своего зятя?
– Много знаешь. Смотри, как бы это не превратилось во многие печали.
– С чего бы? Вы остались без зубов, других серьёзных врагов у меня нет, а далеко я не заглядываю. Вдалеке всё будет по-другому. не лучше или хуже, а иначе, тогда и сориентируемся. Ну, хватит болтовни. Как говорят ваши киевские родичи: «Здоровеньки булы».
И Бачелис помахал ручкой бывшему начальнику и гуру.
Большаков не сразу сообразил, при чем здесь Киев, он и сам забыл сомнительный факт наполовину придуманной автобиографии, но сейчас дело не в дурацких мелочах - его обложили со всех сторон.