Без названия
Шрифт:
– По делу Лаптева.
– А что от меня толку? Что я знаю?
– В качестве свидетеля.
Пестерев пожал худенькими плечами...
Когда он ушел, Скорик спросил у Киры:
– Вы удовлетворены, Кира Федоровна?
– Да, вполне, спасибо.
– Какое впечатление?
– Очень все гладко. Правда, есть место, где споткнусь. Легко проверить, когда он ушел в отпуск, а вот, когда ушел плавать, - тут дело почти безнадежное: Белоруссия - уже заграница, попробуй разыщи там да допроси его сотоварищей по байдарочному походу.
– На этом поставьте крест, - сказал Скорик.
– Я
Кира мысленно прокручивала в голове весь рассказ Пестерева. Два обстоятельства просились под вопросительный знак: если Пестерев не врет, то зачем Гилевскому понадобился бортмеханик Лаптев, летающий в загранрейсы? И второе: Лаптев, видимо, был настолько необходим Гилевскому, что он пообещал оставить завещание Пестереву. Оставил ли? Если да, то где оно? Имеется только одно завещание Гилевского - Долматовой. Оно приобщено к делу, и насколько Кира помнит, составлено и оформлено у нотариуса еще в прошлом году. По нему Долматовой завещано то же, что Гилевский обещал и Пестереву. Поскольку оно не аннулировано наследодателем, то получается, что Гилевский врал Пестереву относительно завещания. И тут, сопоставляя даты, Кира подумала, что от знакомства с Лаптевым Гилевский отказался, когда узнал, что приглашен в Америку в качестве официального эксперта. Не должен ли был Лаптев выполнить роль некоего "почтальона"?..
Миновала неделя. Скорик сидел у Щербы.
– Я закончил дело Лаптева, Михаил Михайлович, - сказал Скорик.
– Обвинительное сочинили?
– Почти готово.
– Хорошо закрепили доказательства?
– толстым пальцем Щерба почесал в ухе, где кустились рыжеватые волосы.
– Смотрите, чтоб нам опять не вернули его из суда.
– Нет, я подчистил все хвосты.
– Как там у Паскаловой?
– Копает.
– Не слишком ли она ограничила круг поисков?
– спросил Щерба.
– Метаться ей тоже ни к чему, совсем заблудится. Пусть обойдет весь этот круг, а выйти из него еще успеет. Я ей помог немножко с Пестеревым.
– Есть что-нибудь?
– Мне трудно сказать, я ведь деталей не знаю.
Постучавшись, вошла Паскалова. Щерба поднял голову.
– Новости, - с порога сказала Кира.
– У меня сидит Агрба, он только что узнал, что печать на двери квартиры Гилевского сорвана.
– Откуда он узнал?
– Соседи по лестничной площадке увидели, позвонили в милицию.
– Что собираетесь делать?
– Поеду с Агрбой туда.
– У вас ключ от этой двери есть?
– Есть.
– Все там хорошо посмотрите. И "пальцы" постарайтесь найти...
Кира вернулась к себе.
– Поедем туда, Джума?
– Поедем, - Агрба загасил окурок.
– Сейчас только позвоню в ЭКО [экспертно-криминалистический отдел в управлении милиции], - он снял телефонную трубку, набрал номер: - Алло!.. Ты, Петя? Чем занят?.. Уважь, на часок ты мне нужен. Можешь?.. Жду тебя возле прокуратуры области, - он опустил трубку, обратился к Кире: - Минуть через пятнадцать подойдет эксперт, возьмем его с собой. Пошли...
Они стояли возле прокуратуры, ждали...
– Может быть, это мальчишки соседские похулиганили, - сказал Джума. Это же для них удовольствие: сорвать бумажную ленточку
– Может быть, - согласилась Кира.
– Ваша жена работает, Джума?
– Ей хватает дома работы с пацанами. И сверхурочно получается. А у вас дети есть?
– Нет.
– С ними тяжко, без них нельзя. Мы, кавказцы, любим детей, и чтоб их много было.
– А родители ваши где?
– В Абхазии, - вздохнул Джума.
– Волнуетесь за них?
– Сейчас там уже спокойней... Муж кто у вас по званию?
– Подполковник. А у вас когда очередное?
– Обещали к зиме...
Так беседуя в сущности ни о чем, они дождались моложавого капитана милиции. Он держал небольшой чемоданчик. Джума представил капитана Кире:
– Петр Фомич Кисляк. Самый лучший эксперт у нас, на глазок определяет, кто сколько чешского пива может выпить.
– Ладно тебе, балабон, - засмеялся капитан.
– Куда едем?
– спросил он у Киры, понимая, что парадом командует она.
– Не едем, а идем, ножками. Транспорт хоть нам и положен, да никто не спешит давать, - отозвался Джума.
– Пошли, тут недалеко.
День перевалил за половину. Жаркое солнце било в застекленный купол мастерской Огановского, на улице было душно, как перед грозой, где-то далеко за домами, над самым горизонтом медленные облака сливались в серую тучу. Но здесь, в мастерской, было прохладно. Все так же в центре высилась глиняная фигура всадника, накрытая мокрыми тряпками, а поверх целлофановой пленкой, в углах стояли и валялись незавершенные работы, эскизные пробы из высохшей глины, гипса, пластилина - фигуры, головы, торсы без голов, кувшины. На огромном столе, на котором впору танцевать какому-нибудь трио, в банках стояли кисти, валялись краски, много листов ватмана с карандашными рисунками: лица, кисти рук, женские обнаженные фигурки, античные головы. Листы эти были сдвинуты небрежно Огановским к краю стола. А посередине его на газете лежало несколько разделанных уже вяленых лещей и стояла батарея пустых, начатых и еще неоткупоренных бутылок пива.
Сам хозяин - Борис Огановский, крупный, ширококостный, сбросив пропотевшую сорочку, сидел обнаженный по пояс в торце стола и разливал пиво в керамические поллитровые кружки собственного изготовления. Алексей Чаусов и Святослав Жадан сидели напротив друг друга, обдирая мякоть с остова леща, жевали и прихлебывали пиво.
– Да скиньте вы рубахи!
– сказал Огановский.
– Рубахи пищеварительному процессу не помеха, - засмеялся Жадан.
– Ты где достаешь такую рыбу?
– В холодильнике, - весело отозвался Огановский.
– Ты что такой мрачный, Алеша?
– обратился он к Чаусову.
– Духота замучила. В кабинете просто дышать нечем.
– Купите кондиционер.
– За какие шиши? Это вы, скульпторы, еще что-то можете, да еще кооперативщики: деньги все в стаю сбиваются, а мы, искусствоведы, как? Лег - свернулся, встал - встряхнулся: вот наша жизнь теперь, - ответил Чаусов.
– Зато вы со Славкой кандидаты наук, а я хрен необразованный, подмигнул Огановский Жадану и спросил у него: - Слава, признайся, ты хлопнул Гилевского?
– Нечем было, - засмеялся Жадан.
– Следователь, ничего бабенка, тоже норовила это выяснить. Все такими кругами ходила. А я дурочку валял.