Безумный барон
Шрифт:
Я посмотрел на Арину. Она, наконец, подняла голову, и наши взгляды встретились. В ее глазах не было ни страха, ни мольбы. Только тяжелая, всепонимающая усталость. И еще — какая-то странная, почти насмешливая искорка. Будто она наблюдала за нашей беседой со стороны, как за хорошо поставленным спектаклем.
Я почувствовал себя пешкой. Фигурой, которую двигают по доске более умелые игроки. Вероника была мастером интриг, и этот ее план был пугающе логичен. Циничен. И эффективен. Она предлагала мне использовать ее собственную племянницу как
Кажется у меня нет выбора, но для виду я взял время на размышления.
Официальный прием, устроенный Легатом Голицыным, был похож на поминки, где все делают вид, что им весело. В большом зале замка накрыли столы, зажгли сотни свечей, даже наняли каких-то музыкантов, которые пиликали на своих лютнях что-то заунывное, от чего хотелось не танцевать, а немедленно напиться и уснуть. Я стоял в углу, потягивая из кубка какое-то кислое пойло, и наблюдал за этим балом во время чумы. Мои «союзники» жались к одной стене, орловцы — к другой, а посредине, как два айсберга в океане, курсировали Легат и Инквизитор, делая вид, что все идет по плану.
Арина стояла рядом с леди Вероникой в простом элегантном платье цвета ночного неба. Вокруг нее суетились какие-то дамы, что-то щебетали, а она лишь вежливо кивала, взгляд ее был далеко. Она не была частью этого маскарада. Она была его экспонатом.
Мне удалось подобраться к ней, когда Вероника отошла поговорить с одним из капитанов гвардии Легата. Мы оказались на балконе, куда я вышел якобы подышать свежим воздухом, а на самом деле — чтобы хоть на минуту скрыться от этого театра абсурда. Она последовала за мной через пару мгновений.
Ночной воздух был холодным и чистым. Внизу, во дворе, горели факелы, отбрасывая на стены замка пляшущие, уродливые тени.
— Они все решают мою судьбу, будто я вещь, — ее голос был тихим, почти шепотом, но в нем не было ни жалобы, ни слабости. Только холодная, как сталь, констатация факта. Она смотрела не на меня, а на суетящихся внизу людей. — Тетушка Вероника, дядюшка Борис, даже этот ваш Легат. Все видят во мне лишь фигуру на доске. А вы, барон? Вы тоже видите во мне лишь «ключ» и «актив»?
Вопрос был задан в лоб, без всяких там экивоков. Я оценил.
— Я вижу проблему, леди Арина, — честно ответил я, отхлебнув из кубка. — Очень сложную, многоуровневую проблему. И вы, а не я — ее эпицентр. А ключи и активы — это лишь инструменты для ее решения. Не более того.
Она повернулась ко мне, и на ее губах мелькнула тень усмешки.
— Прагматично. Мне это нравится. Значит, вы не собираетесь меня спасать из благородных побуждений?
— Благородные побуждения — это прямой путь на костер, — я пожал плечами. — Я предпочитаю пути, которые ведут к выживанию. Моему, моих людей, и, если повезет, вашему тоже.
Она хотела что-то ответить, но в этот момент на балкон, как тяжелый бронированный танк, вывалился ее дражайший дядюшка Борис. Лицо у него было багровым,
— Арина! Что ты здесь делаешь с этим… — он запнулся, подбирая слово, и смерил меня таким взглядом, будто я только что украл у него фамильное серебро. — С этим… человеком?
— Дышу воздухом, дядюшка, — спокойно ответила она. — Барон Рокотов составил мне компанию.
— Компанию?! — взревел Борис. — Ты будешь искать себе компанию среди убийц твоего отца?!
Ага, началось. Публичное представление для всех желающих. Я уже приготовился к словесной перепалке, но дядюшка решил действовать тоньше. Он шагнул вперед, и его «советники» сделали то же самое, вставая по бокам от меня. Я оказался в «коробочке».
— Послушай меня, дитя, — голос Бориса вдруг стал вкрадчивым, почти медовым, но от этой сладости у меня по спине пробежал холодок. — Ты — плоть от плоти нашей, кровь от крови. Воля Рода — твоя воля. Покорись и следуй за старшими.
Он произнес это как-то нараспев, и слова его были странными, архаичными. Я почувствовал, как воздух вокруг уплотнился. Это было не просто давление. Это было заклинание. Слабое, но очень специфическое. Магия подчинения, основанная на кровном родстве. Она не могла сломать волю, но могла ее ослабить, внушить сомнение, заставить подчиниться. И направлена она была не на меня, а на Арину. Агенты Ордена за его спиной явно усиливали этот эффект, их ауры едва заметно вибрировали. Они пытались ее сломать. Прямо здесь и сейчас.
Я уже было потянулся к Искре, готовый вмешаться, но тут произошло нечто неожиданное.
Арина не испугалась. Она сделала шаг вперед, вставая между мной и своим дядей. Она ничего не сказала. Она просто посмотрела на двух его «советников». И ее глаза, до этого момента карие, с золотистыми искорками, на мгновение вспыхнули чистым, жидким янтарем. Это длилось лишь долю секунды, но я это увидел. И они — тоже.
Я увидел, как их постные, невозмутимые лица исказились. Это был не страх. Это был первобытный ужас. Ужас мыши перед коброй. Они отшатнулись назад, как от удара, их маски слетели, обнажив голый, животный страх. Они почувствовали ее истинную природу, и эта природа, судя по всему, была для них смертельно опасна. Они, питающиеся пустотой, столкнулись с чем-то, что было самой жизнью. Древней, дикой, необузданной.
Дядя Борис, не поняв, что произошло, опешил от такой реакции своих «помощников». Он злобно зыркнул на племянницу, хотел что-то еще сказать, но тут на балконе, как из-под земли, вырос Легат Голицын.
— Барон Борис, — его голос был холоден, как лед. — Не думаю, что сейчас подходящее время и место для семейных сцен. Вернитесь в зал.
Борис, бросив на меня и Арину яростный взгляд, был вынужден подчиниться. Он развернулся и, что-то бормоча себе под нос, ушел, уводя за собой своих перепуганных до смерти «советников».