Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина
Шрифт:
Фактически Клаузен все же передал суть судьбоносного сообщения от Зорге, но произошло это три недели спустя, 14 сентября. “ИНВЕСТ [Одзаки]… сказал, что японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного выступления будущей весной, в случае поражения СССР к тому времени. Инвест заметил, что СССР может быть абсолютно свободен после 15 сентября. ИНТЕРИ [Мияги] сообщил, что один из батальонов 14-й пехотной дивизии, который должен быть отправлен на север, остановлен в казармах гвардейской дивизии в Токио”[8]. Отсюда можно предположить, что в конце концов Клаузен был скорее трусом, нежели предателем.
Радист даже решил добавить к сообщению Зорге важные новости, что “ПАУЛА [удивительно ненадежное
Зорге дал Кремлю первое совершенно точное предупреждение, что Гитлер готовит атаку на Сталинград. На всякий случай Зорге также передал в той же степени точный прогноз, что Япония скоро вступит в войну с Америкой. “Один из друзей В [оенно-] Морского флота сказал Паула…, что выступление Японии против СССР больше не является вопросом. Моряки не верят в успех переговоров Коноэ с Рузвельтом и подготавливаются к выступлению против Тай и Борнео. Он думает, что Манила должна быть взята, а это означает войну с Америкой”[10]. В истории разведки по пальцам можно сосчитать донесения, где в считаных словах содержалось бы столько пророческой информации. Зорге, как будет впоследствии утверждаться, не предупреждал Сталина открытым текстом о нападении на Перл-Харбор. Однако он указал на неизбежность войны между Америкой и Японией за три месяца до ее начала.
Находясь в счастливом неведении о заминке при отправке его судьбоносного сообщения, Зорге ликовал. 1 сентября Эта переехала в собственную квартиру. Зорге пришел к ней с цветами, пил виски под ее исполнение Скарлатти и даже прокричал бодрое “доброй ночи” затаившимся на улице полицейским. Через несколько дней он снова заглянул к ней в триумфальном настроении. “Черновик готов, – громогласно рявкнул он, вероятно имея в виду телеграмму, которую Клаузен отправил в результате 14 сентября. – Отт может идти ко всем чертям. Я одержал над ними верх”. Он позвал Эту прокатиться по улицам Токио, и подогреваемая адреналином и алкоголем лихая поездка словно преображалась в его сознании в скорое бегство из этого города.
Одзаки отправился в Маньчжурию за новыми доказательствами. Вернувшись в Токио 19 сентября, он смог предоставить сведения о том, насколько неотвратима нависшая над СССР угроза. От директора отдела статистики в филиале Mantetsu в Хотане Одзаки узнал, что еще в июле Квантунская армия неожиданно получила приказ подготовиться к перевозке 100 000 тонн военных грузов в день в течение 40 дней, для чего с севера Китая должны были быть переброшены 3000 грузовых вагонов[11]. К моменту визита Одзаки большая часть подвижного состава вернулась обратно. 3000 подготовленных железнодорожных служащих, призванных специально для осуществления захвата Транссибирской магистрали, были распущены, за исключением примерно десяти человек[12]. Несмотря на подготовленные Квантунской армией вспомогательные планы возможного наступления весной будущего года – в том числе план строительства новой дороги в Хабаровск, – план “Север” был окончательно отложен.
Вопрос о том, в какой мере полученная от Зорге информация повлияла на принятие Сталиным решений, является предметом оживленных дискуссий среди российских историков. Однако из широкого распространения донесений Зорге очевидно, что 4-е управление, высшее руководство Политбюро и РККА наконец начали доверять его информации. К концу сентября войска в большом количестве стали перебрасываться из Дальневосточного военного округа для оказания сопротивления Германии на равнинах европейской части России. К декабрю были переброшены пятнадцать пехотных дивизий, три конные дивизии, 1500 танков и около 1700 самолетов[13]. Всего на оборону Москвы Сталин передислоцировал свыше половины войск, расквартированных в Сибири[14]. И хотя в результате этих действий советский Дальний Восток оказывался крайне уязвим в случае возможного нападения
Около 27 сентября, когда характерные для сезона дождей атмосферные помехи препятствовали выходу в эфир, Клаузен получил также интригующее сообщение от Центра, содержавшее ряд вопросов о потенциальных целях бомбометания в Японии: “Каково расположение топливных хранилищ и доков на островах в районе Кобэ? Где расположено командование ВВС Токио? Где должны быть развернуты базы противовоздушной обороны?”[15] И так далее. Несмотря на осаду Ленинграда и падение обороны Киева, Москва явно перешла от оборонительной к наступательной позиции. “Примерно в это время, – рассказывал Зорге следователям, – они прислали мне особую телеграмму с выражением благодарности”, – хотя в советских архивах нет никаких указаний на подобное сообщение[16]. Согласно с запросом Центра Зорге направил Мияги разведать точки расположения огневых позиций противовоздушной обороны в парках и садах Токио. Это задание станет последним в послужном списке молодого уроженца Окинавы.
Пока Мияги занимался вычислением точек противовоздушной обороны в столице, Одзаки встретился со своим старым другом, принцем Сайондзи, в одном из домов свиданий Куваны – что было далеко не так непристойно, как представляется, так как эти заведения были чем-то средним между современным отелем для свиданий и укромным рестораном. Сайондзи ожидал гостей, но второпях показал Одзаки пространную рукописную записку о текущем статусе переговоров Японии с США. В документе сообщалось, что Коноэ упускает последний шанс заключить соглашение с Вашингтоном. Флот настаивал на полномасштабном наступлении на Сингапур, Голландскую Ост-Индию и Филиппины, которое должно было начаться не позже начала октября. И хотя Коноэ был готов предложить Рузвельту частичный вывод войск из центрального Китая и южного Индокитая, на самом деле и японская общественность, и военные выступали против подобного компромисса, и шансы на заключение пакта о ненападении сводились почти к нулю. “И хотя Соединенные Штаты, разумеется, хотят достичь соглашения, между ними и Японией пролегает глубокая пропасть в том, что касается условий и заинтересованности в переговорах”, – предупреждал Одзаки[17].
В то же время по крайней мере один член агентуры Зорге решился на бегство. Бывшей жене Вукелича, Эдит, надоели жалкие условия существования в военной Японии – не говоря уже о ее жизни в постоянном страхе из-за установленной на чердаке секретной радиоантенны. Эдит умоляла Зорге дать ей денег на отъезд к своей младшей сестре в Австралию. Вероятно, резидент испытал некоторое облегчение, проводив ее, несмотря на утрату ценной точки радиопередач. После развода Эдит была источником риска для всей агентуры. Американская разведка утверждала даже, что после ее развода Зорге соблазнил Эдит, чтобы заручиться ее лояльностью и заставить молчать, хотя это заявление не подтверждается, по-видимому, ни одним дошедшим до нас свидетельством. Как бы то ни было, Зорге выделил ей 400 долларов из денег Центра на дорожные расходы – в найденном впоследствии японской полицией черновике сообщения Клаузен от руки исправил сумму на 500 долларов, – и 25 сентября Эдит и ее сын Поль отправились в Перт[18].
Как и Клаузен, Вукелич испытывал сомнения относительно работы в агентуре. Осенью 1940 года у них с Иосико появился их первых ребенок, мальчик, получивший имя Кийоси Ярослав Ямасаки-Вукелич, которого они коротко называли Ио[19]. У Вукелича была “хорошая жена и ребенок, которых он любил всей душой, – вспоминал Клаузен. – Поэтому его желание порвать с этой авантюрной и опасной жизнью вполне естественно”[20]. Вукелич также сделал себе имя как иностранный корреспондент – и явно предпочитал журналистику шпионажу. Зорге писал в своих тюремных воспоминаниях, что поехал в Японию “ради разведдеятельности, а для прикрытия моей подлинной работы выступал в роли журналиста”, которую считал при этом “довольно докучливой… Что же до Вукелича, то для него журналистика стала настоящим ремеслом, а разведдеятельность временным занятием”[21].