Безымянные боги
Шрифт:
Они не выдержали и оба расхохотались.
— Ты бы прежде чем такими словами разбрасываться, сначала меня в баньке попарила, квасом напоила, а потом уже…
— Так, дров же нет, — притворно спохватилась Сияна. — Баню топить нечем. Вот наколи дров, баню истопи до белого каления, да переночуй в ней, а после и поговорим.
— И не жалко тебе, увечному воину такие задачи задавать?
— Так было нечего свататься.
— Ладно уж, — Ждан поднялся с лавки. — Наколю дров. Но ты бы, сестрица призадумалась. Чем женихам в голову скалками да ухватами кидаться, лучше бы такие задачи загадывала. Хоть польза от них какая была бы. А не только грязь в избе.
— Ладно,
— Нет у тебя всё-таки сердца, — покачал головой Ждан и вышел во двор. — И на кой тебе два колодца?
— Как зачем? — удивилась вдова. — Я же следующему жениху выдам ложку и ей закапывать заставлю.
Ждана настолько поразило такое коварство, что он не нашёлся что ответить и пошёл колоть дрова.
Несмотря на шутливую перепалку, неожиданной разминке только порадовался и хоть руки и спина разнылись, огорчаться не стал. Натаскал воды в здоровенную бадью, раскалил каменку, и когда забурлила вода в котле, распарил в ушате веники. Добела баню, конечно, топить не стал, хотя дров наколол с избытком, но каменку растопил знатно, правда едва не обварился, невесть как поскользнувшись на ровном полу, но всё же уберёгся. Засел надолго, хлестал себя сначала дубовыми вениками, потом берёзовыми, отдыхал на полке, пил травяной настой, которого Сияна заготовила целый чан, снова плескал на каменку квасом и снова хлестал бока и спину, разгоняя кровь, выгоняя хворь и слабость из тела. Отчего-то боялся поначалу, что живоцветы, в теле раскалятся докрасна, но, как оказалось, зря, сколько не старался, так ничего и не почувствовал. Когда почуял, что напарился и тело стало лёгким как пушинка, облачился в чистое и побрёл в избу.
Хотел лечь спать, всё же набегался за день, да и за время пути усталость навалилась, но не тут-то было — только прикрыл глаза, начали одолевать мысли. Он ведь не просто так вернулся, а должен предателя разыскать. Можно, конечно, просто так отсидеться в углу, заняться обычными делами, благо их теперь будет невпроворот, а человеку Твёрда сказать, что не смог ничего найти, но… Не мог так Ждан. Если он так сделает, то получается, что и Злобыня, и Вихорка, и Лют зря погибли, и будут дальше гибнуть порубежники, но не от коварства вражеского, а от ударов в спину. Ну нет!
Но одно дело на печке лежать и рассуждать, а другое изменников искать. С чего начать поиски? Кто может знать о том, как и когда уходят порубежники за стены крепости? Само собой, воевода знает. Стража на воротах, но только кто уходит, а куда им это без надобности. Десятники знают. А сколько десятков уходит за стену? Это прознать не трудно. Точно не больше пяти. Дозор — это не конница, не тяжёлые латники, там не числом надо брать, а умением. Выходит, начинать надо с десятников. Кстати, что там говорил Твёрд сегодня? Один десяток полностью вырезали. Выходит, не больше троих осталось. Кто ещё? Ничего на ум не идёт, хоть на стену лезь.
Он так увлёкся, что не сразу обратил внимание на тихий перестук, будто маленькие ножки по полу пробежали.
«Неужто, крысы в доме завелись?», успел подумать Ждан, поворачивая голову и замер, решив, что ему чудится от усталости.
Посреди горницы, подбоченившись, замер мужичок, с растрёпанной седой бородой, собранной в пучок, настоящей гривой волос, спускавшихся до самого пояса, расшитой рубахе, просторных портах, заправленных в щегольские красные сапожки. Вид у мужичка был донельзя важный и суровый, он степенно осматривался, как хозяин осматривается, выйдя во двор, примеряясь,
Пока Ждан напряжённо размышлял, что делать дальше, мужичок перехватил его взгляд, надулся и неожиданно гулким басищем выдал:
— Чего вылупился, орясина?
— Я, это… — пробормотал Ждан и окончательно растерялся.
— Ты смотри, — удивился мужичок. — Бормочет там что-то? Чего бормочешь, мил-человек?
— К добру или к худу? — наконец-то сообразил, что сказать Ждан.
То, что у них живёт домовой, он точно знал. В конце концов, никаких беспорядков в избе и подполе не наблюдалось, да и крыс с мышами кто-то гонял. Но, вот, показываться домовик не любил, то есть не показывался вовсе, разве что исправно пил молоко, да грыз хлебные горбушки, которые Сияна оставляла под печкой. Что же заставило его показаться на глаза?
— Что ж ему сказать-то? — тем временем задумчиво протянул мужичок. — Скажешь «К добру», так замучает потом с уточнениями, скажешь «к худу», ныть начнёт, хуже кошки бездомной… Что за обычаи такие, только два ответа давать? Вот ты, орясина, мне ответь, а?
— Не знаю я, — честно ответил Ждан. — И чего ты меня всё время орясиной зовёшь?
Его вопрос произвёл на домового неизгладимое впечатление. Наверное если бы в него попала молния, реакция была бы слабее.
— Ты меня что, видишь? — осторожно спросил мужичок.
— Так же ясно, как ты меня, — кивнул Ждан.
Домой внезапно, тонко взвизгнул и стрелой метнулся под печку, аж пыль взметнулась.
Что его так напугало, Ждан так и не смог понять, но и сам разволновался не на шутку и ещё долго крутился, безуспешно, пытаясь уснуть.
[1] Зброя — оружие, доспехи.
[2] Куяк — вид ламелярного(чешуйчатого) доспеха, когда металлические пластинки нашиваются на тканевую основу.
[3] Тегиляй — вид набивного доспеха. Набивался пенькой или хлопчатой бумагой и простёгивался.
[4] Окольный город — укреплённая часть города, примыкающая к детинцу и представляющая собой вторую линию обороны.
[5] Детинец — центральная часть крепости
[6] Бастея — фортификационное сооружение долговременного типа. Является промежуточным этапом эволюции крепостной башни в бастион. Позволяет эффективно оборонять крепость от обстрелов вражеских чародеев.
[7] Палисад – частокол.
[8] Мыльня — баня
[9] Пядь — мера длины, изначально равная расстоянию между концами растянутых пальцев руки, около 17,7см
Глава 5
Проснулся он совершенно разбитым и мрачным. Облился ледяной водой из колодца, чуть полегчало, но голова всё ещё болела, будто не спал всю ночь, а выпил целый бочонок мёда в одиночку. Заставил себя сжевать краюху хлеба, запить молоком и побрёл на другой конец посада, принимать десяток.
За последние годы посад разросся чуть ли не до размеров настоящего города, да и чудская слобода раскинулась куда уж как широко. Это обычные воины большей частью из Великосветья служить приезжали, и многие потом в родные города да деревни возвращаются, а молодёжи из чуди деваться некуда — север далеко, да и привозят их так рано, едва ли пять-шесть годов стукнет, что частенько крепость — первое, что они запоминают, и именно заставы, посады, сторожевые башни, видятся им настоящей родиной, которую нужно охранять и защищать. Вся жизнь из тут проходит и другой они не знают и не желают.