Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
— Да-а… — протянул Васильков, покачав головой. — Много мне еще предстоит намотать. Никаких усов, пожалуй, не хватит.
— Хватит. А будет мало — отрастишь. Мое общение с прокурором Дмитрием Федоровичем Довженко происходило на нервах только первый год, — продолжал Старцев и, затушив в банке окурок, рассмеялся. — Раза три-четыре он меня разворачивал, заставлял переписывать по целой пачке документов. Со временем я поднаторел, меньше допускал ошибок. И Довженко, обнаруживая мое «взросление», стал реже придираться. А в последние месяцы он настолько доверял мне, что и вовсе не открывал мои материалы. Глянет строго поверх очков и грозно поинтересуется:
— Слушай, ну а если окажется, что Ершов ни в чем не виноват? — засомневался Васильков. — Вдруг у него действительно завалялись лишние карточки, а медикаменты нужны были для семьи? Может же такое случиться?
— Теоретически случиться может всякое. Но как говаривал мой заслуженный дед: один своевременно отпущенный подзатыльник принесет больше пользы, чем десять лет нравоучений. Ничего с этим Ершовым не случится, если мы аккуратно перепроверим все подозрительные факты.
— Да, наверное, ты прав…
В отделе оставались лишь Старцев и Васильков. Все остальные отправились по двум адресам: к участковому по месту жительства Евгения Пантелеевича Ершова и к заместителю директора завода № 41 НКАП (Наркомата авиапромышленности), где данный товарищ числился инженером-технологом.
Все получаемые оперативниками сведения должны были немедленно передаваться по телефону в отдел, где их тщательно анализировали Старцев с Васильковым.
Плечо у Ивана побаливало, хоть он и не показывал виду. Через час ему надлежало явиться на перевязку в медицинский кабинет на первом этаже Управления, потому он и остался в отделе. Васильков же получил от него индивидуальное задание: сидеть на телефоне и записывать поступавшие доклады. А при необходимости звать к аппарату Старцева.
Вначале от участкового позвонил капитан Бойко.
— Здоров, Александр. Сам примешь телефонограмму или начальство позовешь?
— Что-нибудь серьезное?
— Есть кое-что.
— Тогда поговори лучше с Иваном. — Васильков передал трубку товарищу.
— У меня ничего интересного, Иван Харитонович, кроме одного момента, — начал Олесь. — Семья Ершова проживает в большой квартире пятиэтажного дома и состоит из четырех человек: самого Евгения Пантелеевича, его супруги — Ершовой Изольды Сергеевны, сына двадцати семи лет — Ершова Бориса Евгеньевича и тринадцатилетней дочери Елизаветы. Семья, по словам участкового, образцовая, никаких замечаний и нареканий. Однако зимой 1943 года Ершова Изольда Сергеевна была задержана на Тишинском рынке нарядом милиции за попытку продажи продуктовых карточек.
— Да ты что?! — невольно вырвалось у Старцева.
— Вот и я поразился такому совпадению. Сначала лишние карточки у инженера, потом у его супруги.
— Так, ладно, давай дальше. Что там с ее задержанием?
— А ничего. Пустила слезу и отбрехалась. Сказала, будто дома подкопилось немного продуктов, а тут дочка приболела, понадобились деньги на лекарства. В общем, отпустили ее.
— Понятно. Ничего подозрительного за инженером участковый не замечал?
— Ничего.
Информация показалась весьма интересной. Принялись ждать сведений от Егорова. Тот позвонил тридцатью минутами позже, когда Александр заваривал в «столовой» чай.
— Я послушаю. — Старцев сам схватил трубку.
— По Ершову, Ваня, ничего плохого сказать не могу, — устало выдохнул заместитель. — Его портрет несколько лет висит на Доске
Старцев хорошо знал своего заместителя и по тону его доклада догадался, что это далеко не все.
— Не тяни, — поторопил он. — Выкладывай главное.
— В разговоре с заместителем директора завода я узнал одну интересную деталь: сын инженера Ершова работает на этом же заводе.
Иван недовольно поморщился.
— И что в этом интересного? Мало ли у нас рабочих династий.
— Ты не дослушал. Сын трудится не в цеху и не в конструкторском бюро.
— А где?
— В заводской типографии.
— Где? — округлил глаза Старцев.
— Ты не ослышался, — подтвердил Василий. — На заводе № 41 есть своя типография. Печатает небольшим тиражом заводскую газетку, сопроводительную документацию к выпускаемой продукции, инструкции, агитки и еще разную мелочь. Так вот сынок Ершова — Борис Евгеньевич — заведует этой богадельней. Как следствие, имеет большие полномочия и доступ ко всему оборудованию.
Информация была настолько неожиданной, что Иван на пару секунд потерял дар речи. Придя в себя, напомнил:
— Предупреди замдиректора о необходимости держать язык за зубами. Чтобы ни словом, ни намеком о разговоре с тобой.
— Будь спокоен — припугну.
Заниматься оперативной разработкой семьи Ершовых по всем правилам сыскной науки не получилось бы. Для нормальной разработки, включающей слежку, прослушивание телефонных разговоров и прочую канитель, требовалось время. Пусть немного — денька два-три — но без них не обойтись. А их Старцеву никто давать не собирался.
Приказ начальника Московского уголовного розыска звучал предельно категорично: «На расследование и поимку зарвавшихся бандитов, а также на возвращение украденных ценностей у тебя, Иван Харитонович, сроку — до вечера пятнадцатого июля. И не забывай ни на минуту: за ходом расследования следит лично товарищ Берия». Этого «напутственного слова» было достаточно, чтобы пахать сутки напролет, не думая о сне, отдыхе и пище.
Вооруженное ограбление трофейного поезда получило такой широкий резонанс в высших эшелонах власти, что на время расследования Ивана Старцева наделили особыми полномочиями. Для ареста подозреваемых, для их допроса или обыска ему не требовалось ни санкций прокурора, ни одобрения вышестоящего начальства. Он мог самостоятельно принять любое решение и исполнить его силами собственной оперативно-следственной группы. Помимо этого, в его распоряжение было передано моторизованное подразделение московского гарнизона Наркомата внутренних дел. В любую минуту Иван мог позвонить командиру роты НКВД капитану Когуту и приказать ему прибыть с бойцами в любую точку Москвы или Московской области.
Обыск в заводской типографии решено было провести ночью. В отделе на всякий случай оставили Бойко и Кима, все остальные отправились на Авиамоторную улицу, где находилась охраняемая проходная завода. Туда же Старцев попросил Когута направить пятерых сотрудников НКВД. Желательно офицеров.
Ровно в назначенное время муровцы и младшие офицеры НКВД встретились у проходной. Вызванный начальник охраны был поражен ночным визитом многочисленной группы офицеров и людей в штатском. Однако, ознакомившись с предъявленным Старцевым документом, безропотно разблокировал вертушку турникета. Сотрудники быстро прошли на территорию завода.