Блиц-концерт в Челси
Шрифт:
Великан ходил мрачнее тучи, он даже бросил свои бесконечные шуточки и ядовитые замечания. Горько было видеть этого энергичного человека таким угрюмым. Бомба, упавшая рядом с убежищем, куда они с семьей обычно отправлялись на ночевку, окончательно выбила его из колеи. Великан считал, что события на полях сражений развиваются самым неблагоприятным образом, и сомневался в исходе войны. Но лишь уныло покачивал головой и молчал. Поэтому я особенно обрадовалась, когда ему предложили временное пристанище в другом доме для беженцев на Ройял-авеню. Находиться в общем городском приюте было бы для него мучительно. А затем случилась новая беда: не успели саперы вывезти неразорвавшийся снаряд, как почти сразу упал еще один, на этот раз он взорвался посреди площади. Это произошло 8 февраля. Печальное стечение обстоятельств. Однако беженцы вновь пришли к убеждению – либо среди них есть шпион, который подает сигналы врагам, либо люфтваффе известно, что все они находятся именно здесь, в Челси. Хотя подлинной
Число работников служб гражданской обороны сокращалось. Ходили слухи, что в марте штат урежут еще больше. Теперь, когда бомбить нас стали чуть реже, некоторые неблагодарные люди словно позабыли, какую важную роль сыграли дежурные в самый разгар «Блица». То тут, то там начали звучать недовольные голоса: дескать, работники бездельничают, режутся в карты, играют в дротики или спят у себя на постах дни напролет, точно как во время «Странной войны».
Теперь, когда у меня появилось больше свободного времени, я начала ходить на концерты с Ларри. Он любил музыку и, если ему удавалось улизнуть со службы, с радостью присоединялся ко мне. У меня был портативный патефон, я не расставалась с ним в поездках по Дальнему Востоку и Азии. Ларри дарил мне пластинки с записью концертов, на которых мы побывали. У меня собралась замечательная коллекция классической и джазовой музыки. А из путешествий по Индии, Китаю и Японии я привезла записи этнической музыки, они неизменно очаровывали Ларри. Он был мягким и невероятно чувствительным человеком, казалось странным, что такой парень пошел добровольцем в канадскую армию. Но у него имелись идеалы, и он готов был сражаться за них, хотя сама войны была ему противна. Слушая мои рассказы об ужасных последствиях налетов, о пострадавших и о той работе, которую приходилось выполнять медсестрам и дежурным, Ларри смотрел на меня и говорил, что, коль скоро я взялась за такое дело, у меня должны быть те же идеалы, что и у него. Но, положа руку на сердце, я не могла бы сказать, что отстаиваю какие-то идеалы, просто мне было ненавистно все, связанное с войной, насилием и жестокостью, – только и всего.
Рисовать на улицах стало почти невозможно: без разрешения министерства труда категорически запрещалось делать даже эскизы разрушенных бомбежками зданий. Каждый такой рисунок следовало заверять особым штампом, но и после проверки нельзя было делать копии изображения. Рекс Уистлер научил меня, как подать заявку в министерство. Получив разрешение, я нарисовала несколько городских пейзажей в районе Челси, а также начала писать большой портрет Ричарда. Эллиот Ходжкин женился и переехал на Ройял-Хоспитал-роуд. Я скучала, не видя больше в окне дома напротив моего соседа, привычно погруженного в работу. Этель Уокер перебралась в деревню Робин-Худс-Бэй в Северном Йоркшире и звала к себе погостить. Она также убедила меня перенести недавно купленные полотна, в том числе и написанный ею мой портрет, в подвал. По словам Этель, все дома, стоящие вдоль Темзы, рано или поздно попадут под бомбежку.
Леон Андервуд изредка наведывался в Лондон, в основном ради бесконечных препирательств с военным ведомством. Люди искусства терпеть не могут бумажной волокиты, а отдел камуфляжной росписи, на который он нынче работал, судя по всему, погряз в бюрократии. И всякий раз Леон непременно наведывался к нам на Чейн-Плейс. Встречи с ним доставляли мне подлинное удовольствие; подобно Рексу Уистлеру, Леон умел привнести нечто новое в любое дело, за которое брался.
Энн и Сесил продолжали встречаться. Энн работала на предприятии, производившем продукцию для армии. В самый разгар «Блица» она ни разу не уклонилась от опасного путешествия в Сити, где находился их офис, и никогда не отказывалась от дежурства в отряде наблюдателей. У девушки было много друзей, но всех их разметала война; единственный, кто постоянно находился рядом, – Сесил. Молодые люди много времени проводили вместе, и, как шепнул мне однажды Ларри, его сослуживец чрезвычайно серьезно относился к Энн. Мне и самой не раз приходилось видеть в дни рождественских каникул влюбленную парочку, прогуливающуюся вдоль набережной Темзы.
Одним холодным воскресным днем в середине февраля мы решили согреться и развели в камине гигантский огонь. Погода стояла ненастная, да к тому же дул сильный северо-восточный ветер. Пламя разгорелось, обволакивая нас уютным теплом. Мы с Ричардом, оба сонные после вкусного обеда, задремали в креслах перед камином. Наш покой нарушила встревоженная миссис Фрит, которая прибежала в гостиную и заявила, что дымоход горит. Мы вышли на улицу и убедились, что наша экономка не ошиблась: из трубы валили клубы отвратительного черного дыма и время от времени вырывались языки
Мы позвали нашего дворника Тони Смита (позже он получил Георгиевский крест за отвагу, проявленную во время «Блица») и попросили прочистить дымоход. Но Тони сказал – это все равно что махать кулаками после драки, дымоход и так прогорел. Тони был удивительным человеком, временами склонным к меланхолии. Он поступил в отряд спасателей и отлично справлялся со своей работой. Коллеги особенно ценили его за храбрость и поразительное умение сохранять выдержку в любой, самой опасной ситуации. Тони пожурил нас за то, что мы так долго не чистили дымоход, и добавил: «Вам еще повезло, что возгорание случилось днем, а не ночью при отключенном электричестве. Тогда действительно пришлось бы попотеть». Тони был настоящим мастером своего дела: подметая улицу, он никогда не поднимал лишней пыли. Поэтому его чрезвычайно забавляло, каким образом люди из-за собственной небрежности ухитряются устроить такой ужасный беспорядок в собственном доме! И все же, что бы ни случилось, Тони готов был прийти на помощь. Мы с миссис Фрит всегда могли рассчитывать на него, хотя теперь, когда Тони стал спасателем, его не так-то легко было найти.
Я с интересом наблюдала за тем, насколько велика власть мужчин в бельгийских семьях. Женщины, которым выпадал черед дежурить в общей столовой, подходили к своим обязанностям более чем серьезно. Однако всю степень этой серьезности я смогла понять лишь после того, как однажды рано утром в воскресенье к нам прибежали мадам Р. и мадам Б. Мы с миссис Фрит как раз возились на кухне с завтраком. Обе женщины были в панике. Накануне они решили приготовить для воскресного обеда малиновое желе по рецепту, который им предложили дамы из Комитета помощи беженцам. Но желе не застыло. Когда сегодня утром мадам Р. и мадам Б. явились в столовую, они обнаружили две большие миски с красной жидкостью – и никакого желе. Шкафы, где хранятся продукты, были заперты на ключ, а магазины по выходным не работают. Мадам Р., чрезвычайно добросовестная хозяйка, заливалась слезами.
– Мужчины будут в ярости! – причитала бедная женщина. – Наши мужья любят хорошо поесть. А воскресный обед для них особая трапеза. Вы даже не представляете, что они сделают, когда вместо желе получат на десерт сладкую жижу…
– Нет, не представлю. Зато прекрасно могу представить, что сделала бы я, – подала голос миссис Фрит. – Сказала бы, что, если им не нравится десерт, пусть сами приготовят блюдо, которое им по вкусу.
Ужас, отразившийся на лицах обеих кухарок, рассмешил нас. По их словам, Великан непременно швырнет тарелку об стену. Он уже дважды кидался посудой, когда ему не понравилась их стряпня. «Может, у вас найдется желатин?» – с надеждой в голосе спросила мадам Р. Желатина у нас не нашлось. Я размышляла, стоит ли сбегать в бакалейную лавку? Но разбудить мистера Фереби и его очаровательную жену ранним воскресным утром – единственный день, когда они могут спокойно выспаться, отработав ночную смену в отряде наблюдателей, – нет, это казалось верхом жестокости.
Мы спросили Кэтлин, но у нее тоже не оказалось желатина. Миссис Фрит пошарила в буфете и нашла приличный запас манной крупы: «Можно использовать манку, чтобы загустить желе. Проварите его еще разок». От одной мысли о таком вареве меня передернуло, но миссис Фрит выдала женщинам большой пакет манной крупы, велела всыпать ее в желе и вскипятить, хорошенько помешивая.
Страх бельгиек перед недовольством мужей огорчил нас. Нам трудно было представить, чтобы английские мужчины поднимали столько шума из-за неудачного блюда. На следующий день кухарки явились опять – поблагодарить нас за отличный рецепт. Судя по всему, малиновый пудинг имел успех и занял почетное место в столовском меню. Мужчины попросили приготовить его еще. А обе женщины удостоились похвалы за изобретение нового блюда!
Глава девятая
Бомбардировки прекратились, затишье длилось почти пять недель. Жизнь постепенно начала возвращаться в привычное русло. У нас появилась возможность перевести дух и взяться за ликвидацию последствий налетов, а также посмотреть на самих себя. Женщины вновь отправились в парикмахерские делать химическую завивку, поскольку во время «Блица» мало кому хотелось оказаться намертво прикрученным к машинке для «химии» в тот момент, когда взвоют сирены воздушной тревоги. При ярком солнечном свете – предвестнике скорой весны, – заливавшем улицы, наша одежда, в которой мы пережили страшные зимние ночи, казалась измятой и несвежей, как и наши лица.