Блиц-концерт в Челси

Фавьелл Фрэнсис

Пару дней спустя у нас случилось еще одно приключение, связанное с полицией, правда на этот раз не столь забавное. Начавшийся авианалет был необычайно интенсивным, возможно, один из самых сильных налетов, которые мы видели за последнее время. Мы не спали, поскольку нам предстояло идти тушить зажигалки – занятие, ставшее для нас чуть ли не ежевечерней обязанностью и которое, по словам Ричарда, позволяло немного размяться и от души повеселиться. Сделав обход отведенного нам участка, мы благополучно вернулись домой и уже собирались ложиться, когда раздался истеричный стук в дверь. Мы открыли. Стоявший на пороге констебль буквально рухнул нам на руки. Казалось, человек близок к обмороку. Мы помогли ему пройти в комнату, превратившуюся в нечто вроде гостиной и спальни одновременно. Констебль был в ужасном состоянии – он дрожал, словно в лихорадке, плакал и стонал. Я решила, что человек

в шоке. Мы дали ему выпить, но, когда я собиралась налить второй бокал, Ричард остановил меня, сказав по-французски, что констебль, похоже, уже пьян. Тем временем гость повалился на нашу кровать и лежал там, жалобно стеная и охая. Добиться от него каких-либо внятных объяснений было невозможно. Мы видели, что это не местный полицейский. Как он оказался в Челси? Мы пытались выяснить, где находится его участок, – увы, безрезультатно. За окном продолжал бушевать «Блиц», отчаянно грохотали зенитки, но мы с Ричардом не отказались бы немного отдохнуть, однако на нашей кровати валялся едва живой незнакомец.

Ричард попытался привести констебля в чувство, но ему это не удалось, он стал шарить в карманах полицейского в поисках удостоверения. Когда удостоверение нашлось, выяснилось, что наш гость действительно служит в совершенно другом районе Лондона, довольно далеко от Челси. Время было позднее, Ричард устал и хотел поскорее лечь. Он заявил, что не желает делить постель с полицией, поэтому нам нужно поднять констебля на ноги и отправить восвояси. Но я не согласилась: этот человек и так был вне себя от страха, а снаружи творился кромешный ад, на улице ему станет только хуже. И где гарантии, что он сумеет добраться до бомбоубежища? Ричард возразил, что констебль не должен укрываться в убежище, его задача как раз в том и состоит – помогать другим людям. Тогда мы решили позвонить в участок, который значился в удостоверении полицейского.

Я сварила кофе и заставила нашего ночного гостя выпить целую кружку. Казалось, ему стало немного лучше. Но теперь он не мог понять, где находится, как попал сюда и что делать дальше. Пока Ричард звонил в участок из студии наверху, я отправилась на кухню – за новой порцией кофе в надежде, что напиток поможет констеблю окончательно прийти в себя. Вернувшись, я увидела, что в гостиной пусто, входная дверь распахнута, а полицейский исчез так же внезапно, как и появился! Мы с Ричардом в недоумении подождали некоторое время и легли спать.

В три часа ночи нас разбудил отчаянный звонок в дверь. На улице стояли две полицейские машины – участок прислал патруль за своим заблудившимся сотрудником. Но мы понятия не имели, где он находится, и рассказали о происшествии в общих чертах, стараясь не вдаваться в подробности, чтобы не навредить репутации незадачливого констебля. Полицейские удалились крайне недовольные. Только мы заснули, как раздался новый требовательный звонок в дверь. Еще две полицейские машины прибыли забрать потерявшегося коллегу! Я была рада, что он успел уйти. Похоже, кофе пошел бедняге на пользу. Вот только что привело его в Челси, так и осталось загадкой. Уже почти рассвело, когда нас покинула вторая группа полицейских. Я приготовила завтрак, мы перекусили и пошли смотреть, что принес нам очередной авианалет.

Глава восьмая

В самый разгар «Блица» наши друзья Ева и Моли попали в трудное положение. Дом, где находилась их квартира, сильно пострадал от взрывной волны, оставаться в нем стало небезопасно. Вдобавок ко всему Еве пришлось лечь в университетскую клинику для сложной операции. Едва она успела прийти в себя после наркоза, как случилась новая беда: в здание крупного торгового центра «Мейплз», примыкавшего к больнице, угодила бомба, начался пожар – магазин превратился в гигантскую бушующую печь. Больных пришлось срочно эвакуировать из палат, их вывозили прямо на кроватях в коридор и ставили вплотную друг к другу.

Пожарные героически сражались с огнем. Однако багровые отблески, плясавшие на стенах больничного коридора, были хорошо видны беспомощным людям, которые понимали, что горящий универмаг – отличная мишень для бомбардировщиков люфтваффе, продолжавших сбрасывать фугасы. Однако Ева совершенно не испугалась, как, впрочем, и другие пациенты. Она оставалась спокойна до тех пор, пока один из мужчин не запаниковал. После чего паника начала распространяться со скоростью лесного пожара, охватывая больных, которые лежали на плотно сдвинутых кроватях.

– Нужно выбираться отсюда! – кричал мужчина. – Мы тут словно мыши в мышеловке. Вывозите нас!

Его крик подхватили остальные:

– Вывозите нас!

Теперь Ева действительно испугалась – не

столько огня, призналась она, сколько нарастающей паники. В этот момент в коридоре появился пожарный в перепачканной копотью брезентовой робе – они тушили огонь не только снаружи, но и со стороны больницы. Протискиваясь между койками, он заметил выражение на лице Евы и сразу все понял. «Может, мне вырубить его на время ради общего спокойствия?» – спросил мужчина, останавливаясь возле Евы и указывая на вопящего паникера. Этих слов было достаточно, чтобы она мгновенно успокоилась. Затем пожарный подкатил ее кровать к окну, чтобы Ева могла наблюдать, как они сражаются с огнем, мощь и свирепость которого производили неизгладимое впечатление. Гигантский, вздымающийся к небесам костер одновременно ужасал и завораживал. И даже находясь в непосредственной близости от опасного места, не в силах пошевелиться после операции, Ева не могла не дивиться его красоте. За время «Блица» мне довелось видеть немало пожаров в Челси, и всякий раз меня охватывал похожий трепет – смесь ужаса и восторга перед устрашающей красотой бушующего пламени и в равной степени восхищение отвагой и мастерством пожарных, сражавшихся с огненной стихией.

На следующий день Еву пришлось везти на машине скорой помощи за город. Моли отправился вместе с ней. Всю дорогу, пока они пробирались по улицам на другой конец Лондона, автомобиль то и дело натыкался на шланги пожарных, растянутые по проезжей части, – борьба с тлеющими очагами пожаров все еще продолжалась, и они спешили покончить с этим до наступления темноты. Каждый толчок машины причинял Еве боль, к тому же она боялась, что свежие послеоперационные швы могут разойтись. Чтобы отвлечь жену от тревожных мыслей, Моли начал описывать ей мелькавшие за окном нарядные особняки. Он был знатоком некоторых периодов в истории английской архитектуры, поэтому умел описать мельчайшие детали, обращая внимание на тонкости декора. Рассказ Моли был настолько ярким, что Ева без труда могла представить все те красоты, мимо которых они проезжали. И лишь добравшись до места, она сообразила – со своего места в машине скорой Моли не мог видеть, что делается за окном!

В конце ноября в газетах появились отчеты о масштабе разрушений. Мы и так видели, во что превращались дорогие сердцу каждого лондонца исторические здания в центре города. Однако для жителей провинции новости были просто ошеломляющими, так же как для нас – новости о жертвах и разрушениях в других частях страны. Строгие правила цензуры соблюдались неукоснительно: информацию о потерях разрешалось публиковать в газетах не раньше чем через четырнадцать дней после события. Старинная церковь Сент-Джеймс на Пиккадилли, одна из самых известных достопримечательностей столицы, сильно пострадала, собор Нотр-Дам-де-ля-Франс на Лестер-сквер был полностью разрушен, отели «Карлтон» и «Савой» повреждены, как и Гринвичская обсерватория. Моя сестра еще раньше писала мне о разрушениях у них в Бристоле. Теперь же публике стало известно о бомбежке прекрасных памятников архитектуры: Грейт-холл Бристольского университета, больница Святого Петра – здание Елизаветинской эпохи, знаменитый Голландский дом, здание Старого Королевского суда возле Гилдхолла – все они значительно пострадали, а чудесная Церковь тамплиеров, построенная Робертом Глостерским в XII веке, просто перестала существовать.

Из Америки продолжала поступать помощь от Красного Креста и других благотворительных организаций. Моя сестра, работавшая волонтером в Бристоле, рассказывала, что они получают большие коробки с одеялами и одеждой, предназначенными для тех, кто остался без крыши над головой. Марджери Скотт, чьи проекты поддержки беженцев и так были более чем успешны, охватила своей деятельностью всю Канаду, откуда хлынул нескончаемый поток посылок. Ее радиопередачи привлекли внимание крупной организации под названием «Бета Сигма Фи», международного женского сообщества со штаб-квартирой в Канзас-Сити. Они прислали ей письмо с предложением стать почетным членом их организации. Марджери согласилась, сама толком не зная, что за этим последует. А последствия не заставили себя ждать: от женского сообщества начали поступать тысячи и тысячи долларов для экипировки бригад первой медицинской помощи и покупки необходимого оборудования для бомбоубежищ. Многие пожилые люди в больнице на Чейни-Уок, чьи дома были разбомблены, получили красивые одеяла, теплые пальто и свитера от щедрых людей из Канады и Америки. Дети помимо одежды получили чудесные игрушки. У нас в Челси Марджери Скотт стала кем-то вроде Санта-Клауса, являющегося с грудой подарков. (Эти благотворительные организации не прекращали помощь до самого окончания войны, сформировав по всей Канаде «Клубы Марджери Скотт».)