Ближний бой. ЦРУ против СССР
Шрифт:
Этот случай произошел вскоре после того, как мы поставили эту организацию в известность о том, что разрываем с ней контракт и что в дальнейшем ни о каком субсидировании не может быть и речи. Однако это не помешало им продолжать бомбардировать нас различными предложениями и вести закулисную подрывную борьбу, в основе которой лежало утверждение, будто они располагают ценной разведывательной сетью, которой Соединенные Штаты пренебрегают. Мы, конечно, уже прекрасно знали не только то, что речь шла, за малым исключением, о ложной разведсети, которая иногда давала ценную информацию, но мы также знали, что значительная часть их так называемых разведывательных источников не что иное, как «бумажные мельницы» — организации беженцев и эмигрантов, передававшие материалы, выдаваемые за разведывательные сводки. Сообщения эти представляли небольшую
Ни одна разведывательная организация не может позволить себе игнорировать потенциальные источники информации, особенно если они претендуют на сферы, находящиеся в области жизненно важных интересов. Но если передаваемые организацией материалы постоянно оказываются малоценными или вовсе не имеющими никакой цены, единственный практически верный способ действий в таком случае — прекратить всякие взаимоотношения с этой организацией и сэкономить деньги налогоплательщиков.
Именно так мы и поступили в данном случае.
Работа генерального инспектора требовала ознакомления с деятельностью нашей организации за границей. Я считал весьма важным, чтобы эта сторона деятельности Управления контролировалась как можно чаще: требовалось не только обеспечить успех зарубежной деятельности ЦРУ, но также, что еще важнее, гарантировать хорошую координацию разведывательной системы США за границей. Для личного участия в инспекционных проверках я был наделен чрезвычайными полномочиями, ибо неофициально узнал, что заместитель директора ЦРУ, генерал Чарлз Кэйбел, подготовил на меня аттестацию, подписанную Даллесом, в которой говорилось, что я уполномочен по своему усмотрению делать буквально все в нашей организации «без необходимости совершать поездки». Генерал Кэйбел полагал, что, передвигаясь в каталке, я не могу путешествовать.
Через несколько недель я уже улетел в двухмесячную поездку, во время которой посетил все страны Латинской Америки. Это было в 1956 году. В 1957 году я объездил всю Западную Европу, в 1958 — Центральную Америку и район Карибского моря, в 1959 — почти весь Африканский континент, а в 1960 году — всю Юго-Восточную Азию и снова большую часть стран Западной Европы, не говоря о том, что исколесил все Соединенные Штаты.
Вспоминая о годах работы на посту генерального инспектора Центрального разведывательного управления, я с удовлетворением отмечаю, что деятельность нашего аппарата и многие наши рекомендации привели к существенному улучшению работы организации. Пожалуй, не меньшее удовлетворение я испытываю от сознания того, что наш инспекционный аппарат послужил образцом по крайней мере для двух других правительственных ведомств, построивших по нашему примеру свою службу инспекции.
Тем не менее я никому не пожелаю долгой службы на посту генерального инспектора. Чтобы эффективно осуществлять свою деятельность, генеральный инспектор должен действовать твердо и объективно, даже если это ведет к потере друзей. Генеральный инспектор, который докладывает лишь о том, чего хочет инспектируемое подразделение, не оправдывает своего назначения. Крайне важно, чтобы ЦРУ имело самого преданного делу генерального инспектора.
Возможно, самый полный отзыв о моей службе в качестве генерального инспектора был дан Джоном Маккоуном в ходе интервью со Стюартом Олсопом из «Сатедей Ивнинг Пост». Олсоп готовил статью, рассказывающую о том, что сам он называл борьбой между Маккоуном и Макнамарой за власть в Вашингтоне. Он детально интересовался руководящим составом ЦРУ. После интервью я узнал, что Олсоп спросил Маккоуна, какого он мнения обо мне, отметив, что я выгляжу в глазах других «человеком, весьма склонным к полемике». Ответ Маккоуна был краток и многозначителен: «Этот человек не смог бы пробыть более восьми лет на посту генерального инспектора ЦРУ и не стать склонным к полемике».
Глава 7. Куба Батисты
Фидель Кастро пришел к власти на Кубе 1 января 1959 года. Бежавший из Гаваны Батиста к тому времени уже лишился поддержки большинства кубинского народа, выступившего против усиления тирании и террора, с помощью которых диктатор тщетно пытался подавить «Движение 26 июля». Мне все это было очень хорошо известно, поскольку в 1956, 1957 и 1958 годах я регулярно совершал поездки на Кубу с целью, помочь правительству создать эффективную организацию для борьбы с коммунизмом и
Я решил лично руководить одной инспекторской проверкой нашей деятельности в Латинской Америке, запланировав 6-недельную поездку, которая начиналась в Гаване, а завершалась в Мехико и в ходе которой я посетил все страны Южной Америки. Когда я обсуждал маршрут поездки с директором ЦРУ Алленом Даллесом, он обратил внимание на обстановку в Гаване и сказал, что поездка даст хорошую возможность проверить, как президент Кубы Фульхенсио Батиста выполнил обещание, данное в свое время Джону Фостеру Даллесу, государственному секретарю. Батиста обещал Джону Фостеру Даллесу создать эффективный орган для борьбы с коммунистической деятельностью на Кубе. К июню 1956 года в этом направлении Батистой еще почти ничего не было предпринято, если не считать того, что внушительная сумма денег была потрачена на организацию, существовавшую лишь на бумаге. Основная часть денег, по-видимому, просто не дошла до тех, кому она предназначалась.
Даллес заверил меня, что он попросит своего брата написать письмо президенту Батисте, и мы обсудили конкретные вопросы относительно того, что можно предпринять, чтобы усилить роль кубинской организации, известной под названием БРАК («Buru Para Repression de los Actividados Communista» — «Бюро по подавлению коммунистической деятельности»). B правительственной иерархии Кубы БРАК занимал невысокое положение, так что полковнику, возглавлявшему эту организацию, было, вероятно, нелегко добиться аудиенции у президента (бывшего сержанта). Даллес предложил убедить Батисту передать БРАК в непосредственное подчинение кому-либо из членов кабинета и возвысить роль организации и ранг ее шефа. Он предложил мне проконсультироваться в отделе латиноамериканских стран и ехать, как только будут готовы конкретные предложения.
Куба сразу же покорила меня. Экзотическая тропическая растительность, красота Гаваны, очаровательный веселый народ — все это заставило меня тут же подумать: вот страна, куда я бы хотел и приезжать почаще, и жить подольше.
Я остановился в отеле «Насиональ» в номере с видом на гавань. Несмотря на обилие игорных столов и преобладание среди гостей американцев — преобладание, создававшее впечатление, что сюда переместился весь Лас Вегас, — своеобразие города от этого не меркло.
«Наш человек в Гаване» встретил меня в аэропорту с неприятными новостями. Оказалось, что наш посол Артур Гарднер, состоятельный фабрикант из Мичигана, отдал приказ, чтобы никто из сотрудников посольства не поддерживал никаких контактов с политическими кругами Кубы, находящимися в оппозиции к Батисте. Позиция посла как лица, аккредитованного при правительстве Кубы, была, конечно, вполне оправданной. Политика США в то время заключалась в том, чтобы оказывать полную поддержку, включая и военную помощь, правительству Батисты. Фидель Кастро с горсткой людей высадился на Кубе и обосновался в горах Сьерра-Маэстра. Он вызывал большой интерес населения и повсеместно пользовался поддержкой на Кубе. Правительство подозревало каждого, кто вступал в контакт с сочувствующими Кастро людьми, и считало, что поддержание сторонниками Кастро каких-либо отношений с американским посольством будет означать оказание поддержки и поощрение оппозиции, действующей против Батисты. Считая главной своей целью сохранение наилучших отношений с местным правительством, посол Гарднер самым приемлемым способом для достижения этого счел запрет всех подобного рода контактов.
Фульхенсио Батиста
С точки зрения разведки, однако, такой подход представлялся абсурдным и неразумным. Местный шеф ЦРУ оказался в трудном положении, ибо распоряжения посла распространялись на всю деятельность посольства и на весь его персонал. Игнорирование его приказов могло бы квалифицироваться как прямое неподчинение, и, если бы посол принял близко к сердцу подобный случай, он мог бы потребовать, чтобы Вашингтон отозвал нарушителя. Но, с другой стороны, если бы наш человек подчинился этому приказу, Соединенные Штаты лишились бы важной и необходимой информации о политических взглядах той группы, которой предстояло играть все более важную роль в формировании ситуации на Кубе. Я решил вмешаться в это дело.