BLOGS
Шрифт:
Лёша был громадный, под два метра ростом. Могучий, с тяжёлой челюстью и мощными, как у гориллы, надбровными дугами. Но все знали Лёху-электромонтажника как добродушного человека, молчуна и даже немного трусоватого, абсолютно бесконфликтного человека.
Валерьян был шофёром на хлебовозке. Яркий румянец на щеках, голубые, почти белые глаза, как у настоящего коми, волнистые чёрные волосы. Красавец... а красавцем не считался. У него ухмылочка всегда была такая «а-а-а, я что-то про тебя знаю.». И это людей напрягало. И ещё - Валерьян никогда не поддерживал разговор больше двух минут. Мог на полуфразе развернуться и уйти. Как дурак. Многих это обижало и даже оскорбляло. Морду Валерьяну за это пару раз били - парни по пьянке придрались. Но он не исправился.
Кирилл
Эти три персонажа так и прошли перед глазами неразлучной троицей через все моё детство и юность. А потом исчезли.
Как-то сразу. Нет, наверное, это я исчез - уехал из посёлка. А когда приезжал, то на танцы, как и все мужики, после свадьбы уже не ходил, ну разве что раз-другой, чтоб знакомых встретить.
Прошло лет десять, наверное, если от моей свадьбы считать. То есть мне уже далеко за тридцать было, когда я случайно встретил белоглазого Валерьяна. Ему-то к этому времени уже за сорок пять, однозначно, было. Был сильный мороз с ветром, но Валерьян, по молодёжной своей привычке никогда ушанку не разворачивал, просто сбивал набекрень и грел по очереди уши. Я поздоровался с ним, он со мной нет. То есть, может, и поздоровался, уж очень тихо, мало волнуясь, услышат его или нет. А вечером того же дня я поинтересовался у друзей, с которыми мы собрались в ресторанчике чинно поужинать и вспомнить детство: «Ребята, я тут сегодня Валерьяна встретил... Ну, помните эту троицу - Лёха-большой, Валерьян и Кирилл...» Сразу никто не вспомнил. Потом один с удивлением раскопал в памяти: надо же, а ведь и правда, были такие. Я ж говорю -«три берёзы-три пенька, какая разница...». Но меня как-то это заинтриговало ещё больше - не бывает ведь так, чтоб сразу три человека вот так незаметно прожили и незаметно померли. Валерьян вон - вполне живой и даже румяный. Если нам по тридцать пять, то им не меньше, чем по сорок семь, а то и больше...
Они все трое так и не женились, оказывается. Так и умирали холостяками. Лёхи уже не было, умер от инсульта. Это я узнал на следующий день, встретив в автобусе знакомую, сильно постаревшую кондукторшу (а уж они-то всё про всех знают - два автобуса на весь посёлок, и все на виду). На фоне осложнений после гриппа у Лёхи начала сильно болеть голова, а потом бабах - и срубило мужика. Пятидесяти ему ещё не было.
– А эти двое живы, - рассказывает женщина.
– Валерьян к
Кириллу часто ездит. Тот ведь не ходячий - года три назад позвоночник повредил. Сначала ещё ходил, а потом что-то ноги вообще отказали. Говорят, пьёт, курит до смерти, и весь обставился телевизорами, радиоприёмниками, видео ему дружки купили... Лёха перед смертью успел позаботиться. Кондукторша, как сама она сказала, была «приятно удивлена, что этих бедолаг кто-то вспомнил».
А ведь действительно «бедолаги». И тогда - в молодости -на них какая-то печать бедолаг была. Какая? что в них было такого, что отталкивало от этих людей и девушек и парней? Что за странная сильная и ревнивая дружба была у этих мужичков из пригородов нашего посёлка? Они не были гомиками - это точно, с ориентацией там было всё в порядке. Кирилл, говорят, даже вполне стойко срок в лагерях отмотал, всё по уму. Пятёрочку отхватил за краденую машину кирпича и за сопротивление милиции при аресте. Четыре - на «зоне», год -на поселении. Валерьян единственный из них, кто сделал хотя бы попытку жениться. И прожил с женой чуть больше года. А потом она загуляла. Или Валерьяну с его «а-а-а, я всё про тебя знаю» это просто показалось. Но набил ей морду. Жестоко. Невозвратно. Еле ноги унесла...
Боялись их девушки? Нет. Скучали с ними? Пожалуй... Скучные они были. Даже когда по делу с одним общаешься, двое других как бы «ну, быстрей заканчивай» говорят: «Отвяжись, и так всё понятно...
Разобрало меня чисто писательское любопытство. Подумал: вот знаю их со стороны уже четверть века, а ведь ни разу пообщаться не получилось. А ведь они почти «достопримечательность», пусть и самая тихая в нашем городке...
На следующий день вечерком я пришёл в «финский щитовой барак» времён освоения севера, где в лежачем состоянии в необыкновенной дымовухе от сигарет и дымящей печки лежал в сером тряпье Кирилл. Я его не узнал. Не то чтобы с трудом узнал - совершенно не узнал. Это был не он - это был злой, почти свирепый старик, встретивший меня воплем: «Какого х..! Чё надо? Оставь сигарет, мне не о чем с тобой пи... ть... Любопытно? Взглянул? Иди отсюда...» Он будто знал наперёд про моё любопытство или про то, кто я. Так и оказалось. Он-то меня точно узнал.
В его сумрачной комнате, действительно, было целых три телевизора, два из которых в момент моего прихода работали на разных каналах. Под третьим стояла видеосистема. Несколько полок на уровне моей головы были заставлены пустыми бутылками из-под причудливых вин, виски, коньяков. ...Все пустые, в пыли. Впрочем, пылью были покрыты даже капроновые цветы у иконы с ликом какого-то святого. Тоже покрытой пылью, разумеется...
Телевизоры - это не всё. Были ещё штук шесть транзисторных приёмников, два из которых светились. Не знаю, может, остальные были сломаны, а может, они для другого времени суток и других каналов. Холодильника нет. Из мебели - стол (слесарный), две табуретки, по-казённому выкрашенные в ядовито-зелёный цвет, наверно, ещё в 70-х годах.
Кирилл продолжил так, как будто мы с ним вообще поругались позавчера, а вчера я обещал зайти, но не зашёл. Напомню - я с ним никогда не общался. Совсем никогда. «Пис-сате-ель... Вижу тебя то по телеку, то вон, в газетёнке нашей... Что, дно жизни ищешь? Вспомнить решил. По молодости, помню, бухал не меньше нашего... В магазин сходишь?
– Кирилл лукаво и по-прежнему зло прищурился.
– Красивую бутылочку купишь? Обязательно красивую... Какой у меня нет. А пойло -неважно, хоть шмурдяк пусть будет... Попробовать разное хочу... Ты по заграницам, небось, и всякие «шабле» и всякую «метаксу» пивал... Пивал, а? Скажи? Вот и я хочу...» «Хорошо», - усмехнулся я и, кажется, понял настрой Кирилла. Вернее, того человека, который теперь был «не знаю кто»... «Яиц купи ещё, - крикнул он мне вдогонку.
– Яичницу смерть как хочу!»
Принёс я ему «Porto». Оказалось, что «Porto» он уже пил. Но стаканчик он маханул со смаком. Яичницу сжарил я ему с луком и с кетчупом вместо помидоров. Ему тоже понравилось. Ещё полстаканчика вина и... В дверях нарисовались собутыльники из соседних бараков. У них пошли разборки: кто кому что должен, по понятиям и без. С частыми «сука» и «западло»... Ушёл я так, что Кирилл, думаю, и не заметил, как я ушёл, или сделал вид, что не заметил. По-английски так по-английски. А что уж он своим дружкам болтал обо мне - его дело. Общительный стал он после «зоны», однако. И мир, гляди-ка, постигать и расширять начал. Для чего ему телевизоры, видео, приёмники, «красивенькие бутылочки»? Обнаружил он - уж не знаю, в «зоне» ли, а может, когда недвижим оказался, - что мир гораздо больше и шире и вкуснее, чем тот, в котором они, три пенька берёзовых - Лёха, Валерьян и Кирилл - полжизни прожили...