BLOGS
Шрифт:
И ещё, как ни странно, Коля стеснялся больших аудиторий. Чего там говорить - он и маленьких-то собраний людей стеснялся до пересохших губ и бледности снежной... Коля понятия не имел ни об инструменте социологических замеров, ни о том, что штаб должен быть вооружён фотоматериалами, компьютерами и машинами, оперативным материальным ресурсом и сеткой агитаторов. На все это он нашёл, конечно, деньги, но с опозданием месяца на два... Коля умел учиться. Только он учился в напряжённой реальности, платил за опыт сполна и ничуть не верил на слово никаким специалистам. У меня иногда складывалось ощущение, что слово «специалист» для него - почти «проходимец» или «чужой», потому что «специалисты» приезжали, делали какие-то
«Сабельными атаками» выборы в России делались в начале девяностых годов, в начале двадцать первого века это уже не работало. Но власть мельтешила всё новыми и новыми лицами, чистоплотность которых была широко известна как несмываемая. Успешный в бизнесе зачем-то считал своим долгом отметиться и в этом «бомонде», как будто успешность требовала подтверждения: вот, ты теперь точно признан официально. Знать бы вообще, где это начинается и заканчивается -«официально-неофициально»? Сегодня-то не совсем понятно, а тогда и вовсе правое перемешалось с левым и доброе со злым. Новый рисунок страны делали «коли фроловы», а сотни и тысячи за ними пытались копировать. Им ещё больше хотелось перегнать, обязательно перегнать. Неважно при этом, как встанет на дыбы асфальт или чернозём под «BMW», протектором сапога или пером «Паркера»...
...Мы с Николаем так за два месяца и не съездили на могилу местночтимой святой Дунюшки, что в селе Чудиново Октябрьского района, на его же избирательном участке. Не съездили не потому, что он был чересчур занят или не считал эту поездку важной. Он считал её интимной. Не хотел показухи и боялся, что мы распишем его визит к святыне, а люди это таинственное, Богово, сакральное поставят ему в вину, а не в заслугу... Россия о святом молчит, она ещё не научилась, как Европа, делать из монастырей туристические объекты, превращая и святое в бизнес нового типа. Во всяком случае, этого не делает глубинка, та Россия, которая в тайге, в степях и далеко от федеральных трасс. Она не научилась отстранённо смотреть на личную жизнь и лидеров, и нелидеров, принимать как должное их любовниц и внебрачных детей. Она ещё переживает за целомудрие своего вождя: ай, не лукав ли? не двуличен ли? (теперь, наверное, ещё и завидует тому, что он «вождь») - но за целомудрие всё же переживает.
Степь и тайга не хочет понимать газеты, как только одно чьё-то частное мнение (авторитетное чтиво-образец «вот так думать - правильно!»). Россия внутри себя целостна пока, как глыба, давшая несколько трещин, но обманувшая всех - замучаетесь, ребята, динамит таскать, чтоб трещины те разошлись... Но динамит никто и не носит. В те трещины аккуратно заливают жидкости информации, от масел до кислот. В те трещины заливают страсть - деньги, власть, чины и льготы. И страсти рвут Россию, увеличивают трещины.
Страх со страстями ходит рядом. А иначе зачем тысячам таких, как Коля Фролов, собаки-страшилы, системы видеонаблюдений везде, вплоть до семейного сортира, и бешеные деньги, передаваемые начальству повыше за благосклонность, за «крышу», за то, чтоб не нашли на тебя статью в Уголовном Кодексе? Этот государственный документ, как памятка для всех, как Конституция, где главный смысл прост, как зрачок помпового ружья: «Посадить можно любого!» Так он устроен. Так уж он читается в моей стране.
В Свято-Троицкой церкви города Троицк на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы 4 декабря 2005 года было... восемь человек. Не считая священника и певчих с клироса. Я заходил в тяжёлые ворота, удивляясь странному безлюдью в такой праздничный день. В церковных литых дверях екатерининских времён на высоте двух саженей заколочено навек ядро, прилетевшее из-за реки двести тридцать лет назад в залпе пугачёвской артиллерии. Оно прорвало железный
На службе я простоял в храме рядом с мужичком лет сорока, с заметной армейской выправкой, одетым очень скромно, но молящимся явно «с понятием». Символ Веры из прихожан спели только мы с ним да суровая громадная старуха за полутёмной колонной.
Храм велик. Красив храм, торжественен и силён... Я б этот Троицкий храм назвал храмом Верности. Вот здесь, запершись за литыми дверьми церкви, стояли христиане всего городка, когда банды Емельяна Пугачева с гиканьем гарцевали на конях вдоль берега Уя. И Пугачев Троицк не взял. Если разобраться, то не взял-то чудесным образом. Гарнизон верных казаков был невелик, екатерининских солдат было вообще раз-два и обчёлся... Но была молитва, храмовая молитва города, когда единым духом Святый Дух был призван. И тёмная часть разбойничьей национальной души покружила вокруг и отступила...
Как мог знать я тогда, что недалеко отсюда раздадутся выстрелы? «Стой», - мигнёт фарами «Форд» Чакина. Остановится машина Николая, выйдет он навстречу выстрелу в грудь, а потом, падая, удивится: «Витька, ты с ума сошёл!» - и догонит его вторая пригоршня картечи, ломая ребра и разрывая сердце...
«Если Бога нет, тогда все позволено», - пять поколений назад, в период становления капитализма в России, говорил известный русский писатель, глядя, наверно, как обгоняют друг друга где-нибудь на Невском шикарные купеческие выезды в пролётках на рессорном ходу.
Пятнадцать лет назад на Святом Афоне в Свято-Пантелеимоновом монастыре меня, помню, поразила фреска на лестнице в храм Пресвятой Богородицы. Изображён святой Силуан Афонский (+ 1938), на свитке его фраза: «Молю вас, братие! Веруйте в Господа нашего Иисуса Христа». Мне показалось очень странным - здесь, на святой земле, в монастыре с вековыми традициями, среди людей, казалось бы, положивших жизнь на службу Господу... и эта странная просьба. Это как на какой-нибудь городской улице плакат придорожный: «Ребята, прошу вас - дышите воздухом, дышите». Но разве Силуан Афонский не знал, о чем он говорит? Знал! Не верят -не дышат - не живут...
И Витя, и Николай вставали «на ноги», точнее - «на колеса» своих фордов и лэндроверов без Закона, чего ж его бояться? Двух вер нет - в Бога и в Закон - остаётся вера в себя. Хорошая вера, но тогда им становится тесно: вера в себя совсем не подразумевает веру в друга... А, ну да - вот тут на тренинге по развитию личности в «Ренова-центре» как раз и латается эта этическая дыра в «ВЕРЕ В СЕБЯ» - верь в команду, верь в корпорацию, верь в успех. (Что он приходит только ко всем вместе или никак - этого опять же девяносто процентов зала не слышит!) Верьте, верьте, верьте... Ну, верьте, идиоты, хоть во что-нибудь! И не верят.
И тогда ты живёшь сиротливо среди современников, как гость на Земле среди теней...
...В сумерках громадного зала за спинами предпринимателей на бизнес-тренинге экран сотового телефона светился, как окошко какой-то казачьей хатки в степи. Погасло окошко. Я не знал, что и ответить. Только и нашёлся, что отправил СМС с самым первым, что ёкнуло в душе: «А как теперь дети?»
2007 год
ЧТО ТАКОЕ ОБЫСК?
Наш дом в шестидесятых - начале семидесятых годов часто обыскивали. Он стоял на развилке дорог ближе к северной окраине посёлка Железнодорожный, где одна дорога шла на север (улица Дзержинского - это, в общем-то, именно та просека, по которой шли этапы ГУЛАГа), другая улица - Партизанская - шла на запад, к реке. И ещё в двухстах метрах от дома проходила железная дорога Котлас-Воркута, рядом с ней был переезд с будкой-шлагбаумом.