BLOGS
Шрифт:
...Я в посёлке своём за минувшие пятнадцать лет появлялся хоть и часто, но как-то всё проездом: заскочу на два-четыре часа, без встреч с друзьями, только к матери или к двоюродной сестре. Правда, был пару раз и подолгу - когда юбилейные встречи выпускников проходили, когда тётка умерла. И чем дальше как-то всё, будто и есть мой посёлок в моей судьбе, но будто и нет, уже без людей...
Прошло ещё года четыре, а может, и пять после той моей встречи с румяным Валерьяном и злым гурманом Кириллом. Да, точно - шёл уже «великий 2000 год» - я май того года ярко запомнил. И вообще почему-то весь тот год ясно остался в памяти. В мае 2000-го года я заехал по традиции на кладбище. А там встретил могильщиков, среди которых один
Мы немного поговорили. Кирилл, как я понял с его слов, угорел в своём бараке то ли в ту же зиму, когда я у него был, то ли в следующую. Его пьяные дружки, видимо, закрыли трубу печки раньше времени... Но точно могильщик не знал - то ли угорел, то ли во сне от кашля задохнулся. «Он же совсем доходяга был. Как скелет. А курил как падла...» Про красивые бутылочки могильщик тоже знал. Их, оказывается, Валерьян Кириллу носил. Традиция у них такая в последние годы сложилась. С получки Валерьяна и пособия Кирилла покупалась новая бутылочка и что-нибудь из неведомых деликатесов.
Например, осьминожки в маринаде. Или сыр «Рошфор» с плесенью. Часто они покупали всего-то баночку или сто грамм для «только понять, что за хрень»... И они пробовали и пробовали, и пробовали неизвестную и непонятную им, недоступную и странную Жизнь. А потом нажирались привычной водки с квашеной капустой и селёдкой с картошкой. И ждали следующие «новые бутылочки» через десять-пятнадцать дней.
Могильщик сказал, что и у Валерьяна дома тоже целую батарею красивых бутылок нашли - неведомых напитков из неведомых стран. Что особенно удивило, у Валерьяна загранпаспорт был. Наверно, неплохо в последние годы жил. После того, как хлебозавод обанкротился, в энергосетях до смертельного запоя работал, а там платили неплохо. С этим паспортом было что-то связано, так как там стояла одна единственная виза. Вернувшись из Турции, Валерьян и начал пить безо всякого удержу. Что-то для себя он там высмотрел, или, наоборот, не нашёл.
...Наша поселковая достопримечательность похоронена в разных местах. А Лёха так даже на другом кладбище. Самодостаточный узкий мир троих мужиков. Мир на троих. Так их обманул их собственный мир, оберегаемый от посторонних, что однажды открытые другие миры просто убили.
Валерьян прожил дольше всех. Чуть больше полувека, но, в общем-то, так же, как и его друзья, - половинчато как-то. Не дожили, не прожили. Будто всю жизнь обдумывали что-то, да так и не решились ни на что.
2010 год
МАЛЕНЬКАЯ МИСТЕРИЯ
Какая семейная пара хотя бы раз не решала для себя, что она расходится, что «всё - так больше жить нельзя»? А уж если измена - тут всё, тут смерть семьи, и неважно, мнимая измена, придуманная соседками, додуманная ревнивцем, или настоящая. Летят стаканы в стены, падает герань с подоконника, гремят тазики в прихожих маленьких квартир, лают собаки и ...обязательное раскатистое эхо вдоль улицы: «Ты бл..дь, и мамаша твоя... » (Или вариант в адрес мужика: «Кобе-эль, иди туда, откуда пришёл!») Но жужжит по-прежнему стирка, плачут дети, и громче обычного хлопают двери во всех подъездах дома или барака одновременно. Нервно курят мужики на балконах или крылечках, жёны в кои-то веки почему-то сами несут мусорные вёдра, и обязательно найдётся какой-нибудь пьяненький «дядя Вася», которого облают просто
У Кирьяна и Галины случился очередной «развод». Их «разводы» вообще отличались особой художественной ценностью и регулярностью - два раза в сезон. Два раза весной, два раза летом, два раза... ну, вы поняли. Первые признаки того, что «вот-вот громыхнёт», были следующие. Кирьян начинал учить. Обычно он шёл с завода, где работал такелажником, через двор ровной траекторией, не задерживаясь у пенсионерского столика с домино или зимой, например, у вечно ремонтируемого «Москвича-408», где кверху попой торчал (вот уж действительно - «торчал» от своего владения) дядя Ваня Бар-баков. Нас, пацанов, Кирьян не замечал тем более. Когда же накапливалась драматургия очередного «развода» С Галиной, Кирьян начинал менять траекторию. То дядю Ваню поучит менторским тоном (как поясницу беречь - в машинах Кирьян ни хрена не понимал), то пенсионеров - правильно «уходить в рыбу», то нас, пацанов, начинал наставлять слушаться старших. Неважно каких старших - так, на всякий случай.
А потом происходил «очередной развод». Да, забыл сказать: Галина заранее чуяла, что пришло время готовиться к «разводу». В это время у неё в руках появлялась сумочка с документами, которую обычно она с собой не носила. Летом Галина чаще, чем обычно, усаживалась на скамеечку у подъезда с цветочком в руках, ожидая с работы Кирьяна, а зимой ей вдруг приспичивало мыть и без того скользкие доски пола в подъезде и на крыльце. При этом она напевала. Два раза в сезон, в другое время не пела...
Наконец, начиналась главная часть представления.
– Как ты смела! Ну, как ты смела взять (отложить, убрать, постирать, забыть, и далее варианты: куртку, тарелку, сумку, табуретку)?! Сто раз тебя предупреждал...
– каким-то изменившимся голосом кричал на Галину Кирьян. Она делала дурашливое лицо. Это было нетрудно - просто чуть поднимала белесые брови. Примерно две-три минуты оправдывалась, а потом переходила в наступление.
– А чёй-то это тебе куртка (сумка, табуретка и так далее) понадобилась вдруг и сейчас?! Чё это ты второй день кряду с проходной с Валькой (Манькой, Дашкой) идёшь и все до дому не дойдёшь?!!!
– Это ты у слесарей с малярными работами третий день что-то справиться не можешь...
– Это ты...
– Нет, это ты...
Странным образом слышимость их скандалов-разводов всегда была намного лучше, чем у их соседей. Возможно, потому, что они умели выбрать правильное место для своих выступлений - в прихожей или у кухонного окна, которое выходило аккурат к уличным скамеечкам.
После этого Кирьян и Галина совершали забег по квартире -редко по улице. Она бегала, а он догонял её и стукал в спину. Она ойкала, снова бегала, он снова догонял её, она снова ойкала. Ойк, бум, ойк, бум... Как удавалось им так долго бегать по однокомнатной квартире - это загадка, но топот из кухни в комнату и обратно был частью драматургии их «развода» (к слову, их маленькую дочку мать Галины всегда приносила им только ближе к ночи, и, кажется, даже на выходных девочка у родителей только ночевала). Потом наступала кульминация. Всегда у самого окна театрально, удивительно чётким и поставленным голосом с жутко трагичным тембром и дрожанием Кирьян вскрикивал:
– Вот уж не думал я, что убью тебя в этот день (вариант -«в эту солнечную субботу», «в этот предпраздничный светлый день») этим тазиком (этим утюгом, этой вешалкой.)!
Грохот. Звон посуды. Или падающего чего-нибудь эдакого звенящего. Потом громкое-прегромкое: «Ой, ай, ах... Ты и вправду убил меня! Подлец!» И так же громко (видимо, медленно) где-то там в недрах квартиры падала Галина. Один раз Кирьян убивал валенком (возможно, душил валенком... ну, вы понимаете). И один раз сапог «убил» Галину ещё в подъезде.