BLOGS
Шрифт:
(Из записок в афонском блокноте.) «Мы стали плохими Бо-говидцами, но святые апостолы, Богоматерь и Бог нас видят не хуже, чем 2000 лет назад. Попытки женщин искушать судьбу -в наше время проникнуть на Афон - заканчивались печально: видениями, болезнями, арестами и другими житейскими катастрофами.
Бог бесконечно милосерден, но только через исполнение Закона. Бог бесконечно милостив, но только тогда, когда не попирают святыни (то есть когда сами человеки милостивы к миру).
Любой родитель начинается родителем для своего ребёнка со слов «Можно» и «Нельзя». Мы ведь говорим слово «нельзя» не от прихоти нашей, а тогда, когда знаем,
«Нельзя! Не лезь в колодец!» «Нельзя! Не пей эту жидкость: это не вода, не вино. Это уксус!»
Не Бог наказывает нарушивших Закон. И не Богородица сводит женщин с ума. Люди наказывают себя сами отказом от Слов Родителя.
Сколько несчастных улетело в бездну за детское упрямство и «самостоятельность»! Сколько несчастных лишь за минуту до смерти в слезах успело обернуться!..
В пятидесятых годах, сказывают, был случай, о котором на самом Афоне тогда не узнали, а много позже получили письмо от женщины, от монашки православного монастыря. Женщина рассказала в письме, как ступила она на берег Афона в одеждах мужчины, как разверзлись перед нею и земля, и небеса, и увидела она Богоматерь, которая попросила её вернуться на корабль. Ни угроз, ни упрёка, ни силы со стороны Богородицы не было. На корабль женщина вернулась с чувством неутихающего стыда и вины. А через некоторое время ушла в монастырь.
Монахи шутят. У нас преимущественно бытует мнение, что монах - это человек сосредоточенный, печальный (с оттенками от мизантропии до шизофрении), что люди эти либо беспросветные чудаки, либо высокого-высокого духовного состояния, понимаемого в миру как-то уж слишком абстрактно...
Во-первых, начнём с главного. Монахи - это люди. И они такие же разные, как и мы с вами. Только мы, в миру, распыляемся на службы - от Бога до мамоны, от семьи до партии или производства, а монах пытается отказаться от всего, кроме Бога. Конечно, они, по сравнению с нами, премного преуспели в сражении с грехом, со злом - они светлы, добры, улыбчивы, они не скажут лишних и глупых слов, слов злых и хитрых от них я тоже не слышал... Это, во-вторых. А в-Главных...
«Будьте просты, как дети, - учил Христос.
– Будьте кротки, как голуби, и мудры, как змии». Монахи, вся их жизнь и душа суть стремление к этому идеалу.
...В келью к отцу Филарету постучали. Филарет открыл дверь:
– Отче, дай бутылочку, - слышим мы голос монаха.
– Какую ещё бутылочку?
– настораживается отец Филарет.
– А какая есть?
– А какую тебе надо?
– Хорошую...
– Хм. Проходи.
В келью заходит иеромонах Николай. Высокий, красивый (на службе в храме его выправка показалась военной), умный. Ему лет 30-35. Мой ровесник. Позже он расспрашивал меня про Север, про духовную жизнь у нас, в Коми, о политике, упоминал о Стефане Пермском со знанием вопроса. Несколько фраз, которыми мы перебросились, и отрывочные разговоры позволяли угадать в отце Николае человека с действительно Высшим образованием.
– Такая бутылочка тебе сгодится?
– выходит из хозяйственной комнатки отец Филарет и выносит полуторалитровую капроновую пустую бутылку, в каких у нас продают подсолнечное масло.
– Хорошая бутылочка. Храни тебя Господи, отче. Но, может, ты помоешь её, а?
Отец Филарет опять хмыкает и спрашивает:
А куда ты с бутылочкой собрался?
– В Уранополис.
– А благословения у игумена попросил?
– Попросил.
– А как же ты пойдёшь?! Соблазны будут. Вот точно я тебе говорю: соблазны будут. Попадёшься в соблазны - и всё!
– кипятится о.Филарет.
– А я сейчас пойду благословения у святого Пантелеймона попрошу...
– А игумен на что?
Иеромонах Николай смотрит на нас (так, чтобы не видел Филарет) строгим лицом и брызжущими от смеха глазами.
– Может, ты благословишь, отче? А?
– но о.Филарет уже угадал шутки иеромонаха Николая и теперь подыгрывает ему.
– Ага. Раз такое дело - я тебе пробку от бутылочки не дам. С благословением вернёшься, а там как раз бутылочка подсохнет, - он устанавливает бутылочку кверху дном, и в интонациях его проявляются нотки кота Матроскина из мультика «Каникулы в Простоквашино».
– А нет, так проси пробочку тоже у святого Пантелеймона...
Шутки монахов случаются вольные и невольные. Порою сама ситуация бывает комической в силу бытовых недоразумений или несовпадений. Но специально монахи не хохмят. Это грех. Другое дело, хохма как проявившаяся радость, как многогранность виденья бытия.
...Таскаем посуду и сундуки с утварью и одеждой. Несколько послушников, иеромонах и я берём ящики и - по ступенькам в монастырь. Не тяжело, но по жаре хождение туда-сюда не самое приятное. Каждый раз, когда возвращаешься к ящикам, в голове мысль: «Сейчас вернусь, а там братия уже последние подняла... » В наказание за такие мысли как раз последний сундук и последний ящик выпадает мне и одному из послушников. Сундук можно тащить только вдвоём, взяв за ручки с кованых боков. Один-единственный неполный ящичек тоже оставлять не резон. Ставим ящик на сундук, одной рукой придерживаем с разных сторон, другой - поднимаем сундук. Тащим враскорячку. Неудобно ужасно.
Прямо у ворот в монастырь на нас выскакивает здоровенный послушник. С радостной улыбкой: дескать, вот, а мне уже ящичка не досталось. Как-то он, бедный, не заметил, что мы-то прём поклажу в два этажа! Мы же от радости, понятно, тоже не молчим.
– Помоги, Христа ради! А то ведь посуду, не дай Бог, побьём...
В одну секунду на лице здоровяка-послушника состоялось несколько спектаклей: шекспировские страсти - от досады, трагедии и ужаса до благоговейного смирения и печали... (о нас).
– Храни вас Господи, - говорит он нам.
– Даст Бог, донесёте. Совсем чуток осталось...
Мы загибаемся от смеха. Он, кажется, тоже; мелко семенит, удаляясь от нас, и крестится...
В русском кунаке (представительстве) в карее - административной столице Афона - отец Иаков занимался отбором каких-то хозяйственно необходимых вещей для монастыря св.Пантелеймона. Ждала машина.
Подошёл пожилой монах с тремя молодыми монахами. Попросил о. Иакова оказией подбросить их на машине до какой-то горной развилки. Отец Иаков согласился. Погоди, говорит, немного, через полчаса поедем...
Мы не поехали ни через полчаса, ни через час, ни через три часа. Печально и смиренно подходит этот пожилой монах (кстати, по тяжести походки и какой-то вздутости одежд мне показалось, что под одеждами надеты вериги). Подходит и говорит о.Иакову:
– Отче! Что же ты?! Мы же изнемогли. Ты не едешь и не едешь... Может, мы уж лучше пойдём?
Иеромонах Иаков, человек сосредоточенный и по-крестьянски тщательный в делах и в сборах на дорогу (родом он из Донбасса, бывший шахтёр), сокрушённо говорит: