BLOGS
Шрифт:
Начало июня. Через два-три дня должна была состояться инаугурация на пост главы Республики Коми Юрия Спиридонова, моего нынешнего шефа, а дальше - сессия Верховного Совета, где на повестке принятие герба и гимна республики. В мой кабинет №206, в котором до меня, говорят, сидела женщина-экстрасенс, постучали. Зашёл старый знакомый. Спросил: «Можно ли остановить принятие герба?» Я ответил, что вряд ли: маховик дел и документации, прошедшей через разные комиссии, был раскручен давно. Тогда он передал слова человека, которому было дано Божье Откровение. Прозвучали они так: «Эта птичка на гербе склюёт республику». Знакомый мой пояснил, что тот человек говорил: дескать, ныне живущие увидят исчезновение республики как политико-административной
Герб Республики Коми, в котором не нашлось места христианским символам, на сессии был принят. Птичка-зверь распростёрла крылья над Землёй Коми...
...Полтора месяца мы перезванивались с Валерой. Поездка срывалась несколько раз. Были моменты, когда казалось, что она вообще не удастся. А потом мне приснился какой-то незнакомый старичок, который показывал церковный календарь... Утром я нашёл в календаре единственную связанную напрямую с Афоном дату - 18 июля, день преподобного Афанасия Афонского, Сергия Радонежского и мученицы Анны. Из Сыктывкара в Москву я вылетел, конечно, 18 июля.
Цепь событий можно было бы продолжить и дальше, приводя убедительные факты (вплоть до знака Богородицы, данного нам на подступах к Святой Афонской Горе, о котором я уже писал). Но сейчас хочу сделать отступление. Оно важно не только для меня, но, надеюсь, и для читателя, который может оказаться человеком экзальтированным и падким на мистику, с развитым художественным мышлением или, наоборот, «сухарём», пытающимся логикой проверить гармонию. Дело в том, что в увлечении мистикой меня упрекнут наверняка: «А, он писатель - пиши, Емеля. Навоображать можно многое». Я же прошу обратить внимание на то, что любой факт, событие, описанное мною, можно превратить в рассказ, в повесть. Это такое поле для творчества, что только бери и пиши. Стремлюсь же я только к факту. «Не измышляй», - советовал мне о.Андрей, настоятель Свято-Казанского храма в Сыктывкаре. Я следую совету: не измышляю, лишь излагаю. Конечно, и тут найдутся оппоненты, которые упрекнут в подгонке фактов, но думаю, что оппоненты найдутся всегда, даже если бы они прошли со мной весь путь и при этом списывали мои мысли.
Не я пришёл на Афон - меня привело туда Божье Провидение, Воля Его. И хочется мне, чтобы текст был достоин этой Воли - не стилем, не жанром, не законами литературы, но Его Высшим Законом.
Зачем? Не знаю. Может, вы знаете? Коль уж удосужились, не поленились дочитать до этой строчки...
Мой поклон Вам, читатель.
У русского кунака в Карее я сидел и думал: «В чём она, разница между созерцанием и глазением? Между любопытством и жаждой познания? Между мудростью ума и мудростью сердца? Как снятся нам сны: образы ли чувств? Лёгкость ли сердечных мышц и нервной системы выбрасывают образы? Или происходит считка тех Великих и Светлых Энергий, о которых писал Григорий Палама? Как отличить «фотоплёнку» памяти от трансляции Образа? Как отличить «архив подкорки» от «ретрансляторов» боковых (мирских) энергий и как отличить их обоих от того далёкого и близкого маяка? Святый Боже, Свя-тый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!»
В мыслях я столько наломал дров, столько нагрешил, что не знаю, успею ли отмолить. Но именно здесь, у кунака, мне стало приходить какое-то новое, другое ощущение собственного греха. И греха человека вообще. Даже смысл борьбы с грехом и методология её начинали видеться иначе. Уберечь бы это видение. Дай мне, Боже, не заблудиться.
...Когда старец Силуан в молении, в бдении, в посту и в послушании дошёл до высоких границ сверхчувствования (сверхчувство по-латыни ехtгаsеnsоrа, но экстрасенсам, наверное, и не снилась «экстрасенсорика» Силуана), когда среди ночи его келья полыхнула нестерпимо ярким светом, и дивился старец тому, что видит свои внутренности, что разбегаются
– Где же ты, Господи! Векую оставил мя еси?! Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне?
И был ответ ему в душе: «Гордые всегда так страдают от бесов».
– Господи, - говорит Силуан, - научи меня, что должен делать, чтобы смирилась моя душа!
И снова в сердце ответ от Бога: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».
Мой страх в новом его наполнении появился после Афона как раз от простой мысли: «А я-то успею хоть крикнуть? И вякнуть ведь не успею, не то что совет Божий услышать».
В холодном ужасе подступает смысл слов Пимена Великого: «Где сатана, там и я буду». Все спасутся - один я не спасусь.
Но Афон же заставил отступить отчаянье. «Ищи!» - сказал мне келиот иеромонах Виталий. Ищу... Новый смысл привычных слов и неожиданных чувств.
Когда мы с Валерой расставались на площади в Карее, то договорились так: если он к 12-ти часам по европейскому времени не успеет вернуться в монастырь св.Пантелеймона, то, возможно, он вышел на Дафни, и тогда я должен выйти к причалу и с его вещами тоже; уже с причала Дафни Валера на катере подойдёт к монастырю, и вместе погрузимся.
На следующий день, после утренней службы, я зашёл в келью к о.Филарету. Он, видимо, уже догадавшись о нашем безденежье, пообещал мне «кое-что дать». Это «кое-что» оказалось бесценным богатством. Он освятил на великих мощах более тридцати бумажных икон. Когда протянул их мне, первой, самой верхней, оказалась маленькая икона св.Афанасия Афонского. Я её оставил себе. Вместе с иконами о.Филарет дал священного масла в маленьких бутылочках, освятил печати для просфор, которые я купил в лавке архинарика, а также, по моей просьбе, дал и три свечи из храма св.Пантелеймона.
На пороге храма он благословил на дорогу, пообещал ответить на письмо. Уже собирая сумку, я вспомнил, что старосте православной общины Княжпогоста Евгении Ивановне Филипповой обещал привести камень с Афона. «Хоть камешек оттуда привези...» - говорила она мне. Собрал я и камешки в дорогу.
Ещё оставалось время. Я ходил по монастырю и вокруг него. Всё не мог насмотреться, надышаться. Появилось щемящее чувство, какое бывает при расставании с близкими и родными людьми. Удастся ли когда-нибудь сюда приехать ещё хоть один раз? Хочу привести сыновей, но мало ли чего хочу я. Сюда формально и документально попасть вроде бы просто, а реально «почему-то» далеко не всем удаётся.
– Как живёшь, отче?
– спросил в беседе с о.Николаем иеромонах Филарет.
– Живу. Хожу по земле, аки по небу...
Где я был? На земле ли? На небесах ли? Будто в детство уезжал. Разве можно туда уехать? Несколько раз в моём детстве в Княжпогосте были такие великие и странные минуты... Бегу из школы мимо забора механического завода и на том месте, где рядом с кислородной станцией начинается спуск, вдруг, словно в каком-то солнечном потоке, становлюсь невесомым. И кажется мне, что пойду я сейчас прямо по воздуху туда, за железную дорогу, за мост, за реку. Во-он туда, в то белое облако, которое похоже на крыло. И звук. Какой звук! Он похож на песню гобоя или английского рожка. Ангелы, что ли, трубили?