Блошиный рынок
Шрифт:
Одноэтажный деревянный домишко знавал лучшие времена, но сейчас от былого великолепия остались только красивые резные наличники. Я уже неоднократно обращал внимание, что чем старше дом, тем больше он украшен искусной резьбой, тем больше хозяева трудились над наличниками и деревянным кружевом по краям крыши. Крыльцо обязательно веселенькое, будто приглашающее. При переезде никто никогда не снимает наличники, да и вообще спокой но избавляются от деревянной резьбы в пользу пластика или скучных, лаконичных современных рам, и эта тенденция до сих пор для меня непонятна.
Я ожидал, что дом внутри будет такой же захламленный, как участок,
Дед велел мне тщательно вытереть ноги о влажный коврик у порога, сам снял сапоги против своего обычного правила и стал бесцеремонно ходить по дому и заглядывать во все комнаты, разыскивая своего знакомца. Молча. Мне это показалось дико странным, но дед, и сам был необычный, поэтому я тоже помалкивал.
Хозяин совершенно неожиданно вышел из боковой двери и, опять же не говоря ни слова, остановился, без удивления глядя на меня. Это был истощенный мужчина за пятьдесят, какой-то изнуренный, с гладко причесанными редкими волосами и некрасивой щеточкой усов. На нем были расхлябанные тапки, треники с пузырями на коленях и вытянутая майка, которая из-за худобы хозяина висела на нем как на вешалке. Зато надпись на этой не совсем чистой майке гласила: «Чемпион».
Я уже было открыл рот, чтобы представиться, но г т стремительно появился дед Власий и утащил хозяина дома на кухоньку, махнув мне рукой, чтобы я не мешал и держал язык за зубами. Поэтому я сел на стул и стал ждать.
Дом дедова знакомца вспомнился мне, когда на очередном блошином рынке я наткнулся на расстеленный прямо на земле рядом с лотками старый, протертый линялый ковер. Что-то в продаваемых вещах показалось мне тогда странным, каким-то неправильным, что ли.
Небольшая бумажная иконка, наклеенная на картон, какие массовыми тиражами печатали в восьмидесятые годы прошлого века, вся покоробилась и едва виднелась за потускневшим, покрытым мушиными точками стеклом, вставленным в растрескавшуюся от времени и влаги рамку. Изображение едва угадывалось, будто его кто-то нарочно стирал ластиком. Аляповатые цветы из фольги, щедро обрамлявшие бумажный образок, выглядели особенно неуместно. В деревнях можно часто встретить таким способом украшенные образа. Нередко за блестящими «хризантемами» и «розами» невозможно разглядеть саму икону.
Иконами на блошиных рынках тоже торгуют. Это всегда дорогой товар, от частных владельцев или выкупленный в монастырях. «Иконщиков» чаще всего проверяет полиция в поисках краденого антиквариата. Поэтому продавцы очень щепетильные.
Но здесь был не тот случай. Ничуть не смущаясь, мутный типчик с лисьим лицом сообщил, что все продаваемые им вещи он с приятелем утащил из разоренного дома в заброшенной деревне. Ну то есть до их появления дом не особо-то был разграблен, просто ветхий. Почему-то была разобрана крыша, и из-за этого все оставленные вещи пришли в негодность. Кабы не крыша, хоть сейчас заселяйся — все на своих местах. Типчику с его приятелем пришлось потрудиться, чтобы мародерская вылазка получилась не напрасной
Вот эта маленькая иконка с совершенно стершимся изображением как раз была признана годной для последующей продажи. Так что лисьемордый типчик и торгует, пока его подельник в больничке
— Что-то поплохело ему; как бы не помер.
Есть обычай оставлять хоть одну икону в покидаемом навсегда доме. От злых людей, от нечистой силы и немного — в качестве прощального подарка жилищу, с которым связана семейная история.
В этом случае, понятно, от злых людей иконка не спасла.
В народе икона — не просто образ, а чуть ли не сам святой. Что-то типа идола. Знаю, как один деревенский старичок долго молился перед домашней иконой, надеясь на скорую сверхъестественную помощь, а когда не получил ее и потерпел неудачу, сильно осерчал и в наказание поставил икону вверх ногами, чтобы помучилась и в следующий раз должным образом отвечала на молитвы. Любопытно, что никто этого старичка особо не осуждал...
И все же такое отношение мародеров к иконам мне сильно не понравилось. Хотя, внимательно приглядевшись, я сообразил: о клад-то совершенно пустой. То, что первоначально казалось полустертым изображением, на самом деле было остатками клея и бумаги, на которых, вероятно, раньше икона и держалась. Мое воображение само дорисовывало подходящий образ, угадывало в неясных очертаниях ожидаемое, то, чего на самом деле уже не существовало.
Слышал я одну историю и про разобранную крышу, и про пустой оклад. Рассказали ее мне два человека из одной деревни, независимо друг от друга.
Пустой оклад
Секлетинья всегда скверная баба была по характеру. Злости полные кости.
Озорные мальчишки называли ее Скелета, но только не при взрослых, чтобы не получить подзатыльник, и уж тем более никогда не говорили в лицо самой Секлетинье. Впрочем, чем старше они становились, тем меньше хотели не только столкнуться со злой бабой, но даже обсуждать ее. И уже тоже шикали на малышей, пошутивших про Скелету. Взрослели, а это означало, что теперь Секлетинья будет им мстить по-взрослому, ежели ей что не понравится.
Бесовка-еретица. Так Секлетинью за глаза бабушка называла, понизив голос. А шаловливые мальчишки начинали нарочно во весь голос переспрашивать:
— А кто эта еретица, бабушка? Ты, что ли?
— Охальники! — ругалась бабушка и носилась за мальчишками по двору, пытаясь отстегать их полотенцем.
Но это редко удавалось: силы у нее были уже не те. что в молодости, а проказники скидку на возраст не делали, наоборот, мчались со всех ног и громко хохотали.
Им-то что, играй да веселись. А что корова перестала доиться, птица ни с того ни с сего дохнет, зерно гниет, свежее молоко киснет — мальчишкам и дела нет.
В тот раз Секлетинья сцепилась с одним работягой. Что-то там было связано сначала с бабскими склоками, потом одно за другое, кто-то за работягу вступился, еретица не унималась, проклятие за проклятием, и в итоге пострадал колхозный трактор.
Разъяренный поломкой важного механизма посреди рабочего дня, тракторист сразу направился выяснять отношения к Секлетинье. Так-то он вроде атеистом был, но ведьмины проделки каким-то образом органично вписывались в его материалистическую картину мира. Наверное, не такая уж она была на самом деле материалистическая.