Блошиный рынок
Шрифт:
Вовчик так и не сходил ни к бабке, ни к дедке, ни в медпункт. Стал болеть часто, бессонницей страдать. Но мужику же нельзя слабость показывать! Чем чаще ему советовали обратиться за помощью, тем сильнее он замыкался в себе и сквозь спичку цедил: «Сам знаю... Сам справлюсь...» Сипло цедил, у него нелады с горлом серьезные начались.
Но когда человек взрослый, то, действительно, сам решает, как ему разбираться со своей жизнью. Никто ему не нянька. Только обсуждали между собой, что так недалеко и до беды, хотя Вовчик крепкий, может, и вправду сам справится.
До поры до времени прощали ему и прогулы — не из- за запоя
***
Продавец, крепкий мужчина за пятьдесят, даже бровью не повел, когда из всего спичечного богатства я выбрал самый заурядный коробок. Видимо, у филуменистов он тоже имел какой-то вес, раз уж оказался по соседству с более оригинальными экземплярами.
Впрочем, я понял причину, когда продавец стал обмахивать моими мелкими купюрами весь свой ассортимент на прилавке, — я был первым за сегодня покупателем, и теперь он приманивал остальных. Есть такой ритуал у продавцов, и не только на блошином рынке. Если первый покупатель мужчина, торговля будет удачной, а если обмахнешь деньгами от первой продажи весь товар — все распродашь.
Вот, считай, я доброе дело сделал: и мужчина, и купюрами расплатился. Монетами не очень-го удобно по всем спичечным коробкам прохаживаться.
Только дома я открыл коробок. Спички там были, причем некоторые с сожженными головками, такими, что чиркнул и затушил. Но я бы не удивился, окажись там какое-нибудь засушенное насекомое. Я сам, помню, в таком спичечном коробке очень долго хранил цикаду, пока при очередной генеральной уборке мама безжалостно не выкинула и то и другое в мусоропровод.
Не очень-то честно со стороны продавца подсовывать горелые спички. Я ему — удачные приметы, а он — вот так со мной! Но зато никто меня душить не пришел, никто обои устрашающими картинками не портил. Или просто не на меня порча сделана. Не на мое имя.
Знаете, как бесов через вещи и еду передают? Мне дед говорил, что самый легкий способ одержимого излечить — передать его бесов кому-то другому. Если нет подходящей кандидатуры, то подсаживают нечистого духа на какую-нибудь привлекательную вещь вроде украшения или денежки и бросают на дороге, на перекрестке, где точно заметят. Кто взял, тот и одержимым стал. Так, в общем, не только бесов, но любую болезнь и неприятность перекидывают на другого.
Вовчику не повезло. Бобыль терпел, никому не передал, его мучитель сам выход нашел. А может, и бобыль, и Вовчик не сами себя увечили, это только выглядело так, что сами. Как вредно иной раз молчать, даже если привык.
Потому в заброшенных домах, особенно если точно не знаешь, из-за чего хозяева его покинули, лучше ничего не брать. Мародеров, правда, это не останавливает.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мы с дедом практически никогда не встречались на блошиных рынках с его знакомыми или приятелями. Впрочем, и вообще в городе, и там, куда дед меня возил. Я тогда думал, это потому, что дед
Но, бывало, мы все-таки сталкивались с тем, кто смотрел в первую очередь не на меня, а на деда Власия, и здоровался, и начинал разговор, понятный только им двоим. Вот эти люди обычно на меня вообще внимания не обращали, если только дед сам специально не укажет. А иногда и он начинал меня игнорировать, даже когда я за рукав его тянул или канючить пытался.
— Так надо, — скажет потом, как отрежет. — И радуйся, что не заметили, может, прок какой из тебя выйдет.
Меня не замечали, зато я и видел, и запоминал. Странно, что, когда я потом специально ездил по этим местам в надежде отыскать хотя бы одного дедова знакомца, на их местах всегда оказывались другие люди, да еще и с товаром, разложенным на лотках, совсем другой направленности. В тот раз мы с дедом отправились на поезде на сезонный блошиный рынок, который он давно хотел мне показать, а остановились как раз у дедова приятеля, не в гостинице.
Я помню, что был преисполнен радостного ощушения взрослой ответственности, самостоятельно покупая билет в кассе, важно показывал его контролеру, пока дед нарочно отворачивался и делал вид, что не со мной.
А вот по приезде на вокзал дед сразу жестко схватил меня за руку и быстро, ловко лавируя в толпе между навьюченными вспотевшими пассажирами, потащил прочь. Вещей с собой у нас не было, только по мелочи, то, что я закинул в свой рюкзак.
Автобус дед проигнорировал, да в него и влезть было решительно невозможно: забит под завязку. Мы чапали пешком, взбивая сухую пыль, сначала мимо пятиэтажек, потом пошел частный сектор. Смена городского пейзажа на деревенский произошла удивительно резко, буквально две параллельные улицы — и одна из них асфальтированная, городская, а соседняя — без асфальта, вся в колдобинах, за заборами из разномастного штакетника — одноэтажные деревянные дома. Водоразборные колонки ясно указывали, что в этом районе нет водопровода.
Я долго терпел, прежде чем спросить, куда мы идем.
— Меньше вопросов. Какой толк, если я тебе скажу? Ты все равно ни место, ни человека не знаешь, — отрезал в своей манере дед Власий.
Наконец дед свернул с дороги в какой-то закоулок, поросший лещиной и сиренью. Этот узенький промежуток между заборами выглядел совсем заброшенным, хотя переполненные мусорные контейнеры неподалеку красноречиво указывали на наличие вполне себе активной жизни.
Дед только по ему одному понятным ориентирам отыскал в глухом, из разномастных досок заборе калитку и решительно толкнул ее. Оказалось не заперто.
Калитка взвизгнула, когда я аккуратно закрыл ее за собой, чем, надо сказать, здорово испугала меня. Ведь перед дедом она распахнулась совершенно бесшумно. К слову, двери и калитки всегда скрипели исключительно для меня, никак не реагируя на деда. Это было странно. Какое-то удивительное дедово свойство, искусство, которое я так и не постиг. Насмотревшись азиатских боевиков, я даже воображал, что мой деревенский дед постиг искусство ниндзя. Сейчас даже подумать об этом смешно.
Двор дедова приятеля был весь завален каким-то барахлом: пустые, насквозь проржавевшие железные бочки, старый холодильник с распахнутой дверцей, остов панцирной кровати. Хозяин этого дома тоже, видать, был любителем блошиных рынков, или просто барахольщиком.