Богдан Хмельницкий
Шрифт:
заключен, но и ему не поверили, тем более, что он не умел объяснить в чем состоят
условия мира, а только сообщил, что отправленные королем коммиссары задержаны у
Хмельницкого и приедут в польский обоз на другой день. Наконец, пришло письмо от
Хмельницкого; козацкий предводитель извещал о последовавшем под Зборовом мире и
выражался так: «ваши милости обещали сто тысяч крымскому хану; изготовьте их и
царь отступитъ».
Это письмо произвело чрезвычайное
1-) Jak. Michalowsk. Xiega pamietn., 463—465.—Diar. oblezenia pod Zbarazem. Kubala.
I, 157, 168—174.—Остается неразрешенным относительно стрелы с запискою—то ли
это событие, о котором выше было рассказано, или подобное в другой раз повторилось.
Возможность допустить последнее располагает то, что в дневнике Збаражской осады,
напечатанном в книге Михаловского, приводимое брошенное со стрелою письмо
оканчивается словами: „вот уже третий раз предостерегаю ваших мплостей“. В том же
дневнике под 20-м числом августа сообщается, что тогда была найдена в обозе такая же
записочка, написанная неразборчиво карандашом. Должно быть, подобный прием для
поддержания духа и в польском войске практиковался несколько раз.
21*
324
обещали хану,—кричали предводители,—мы были готовы все полечь с оружием в
руках, а не поддаваться: мы не будем откупаться».
В таком смысле послан ответ Хмельницкому. Козацкий гетман сильно рассердился
*); но вот вслед затем в окопы вопили королевские посланцы, Ожга писарь львовской
земли и ротмистр Минор, и вручили начальникам письмо короля, разные пожалования
староетвами и копию Зборовского трактата. Спасенное войско было в невыразимой
радости; но Вишневецкому, хотя также получившему староство, и его отважной партии
не понравилось, когда, читая письмо короля, они были поражены следующими
словами:
«По силе договора с ханом, збаражское войско должно заплатить часть суммы для
окупа хану, и потому необходимо, чтоб кто-нибудь из важных панов согласился, до
уплаты этой суммы, идти заложником в ханское войско, подобно как и мы отправили
заложником Донгофа, потому что они с пустыми руками не отойдут от Збаража».
«А чтоб вы этого не дождали!—закричал Иеремия и его приверженцы:— сами
платите, когда обещали! Король и комнисеары не смели давать за нас обещаний: мы
будем защищаться, пока в руках будет оружие!»
Тогда находившийся в козацко-татарском обозе заложником Донгоф прислал
некоего Ольшанского требовать, чтоб сумма, которую хочет хан, была непременно
заплачена. «Иначе, — говорил Ольшанский, — пан Донгоф сокальский староста
пропалъ» 2).
белзский воевода.
Но другие удерживали такую бесполезную вспышку. Они говорили: «можем ли мы
иметь хоть какую-нибудь надежду на защиту? Мы яри последнем изды,хании. Иначе и
быть не может: победитель дает права и толкует их как ему угодно».
Издыхающее войско роптало; жолнеры просились, чтоб их скорее выпустили, а
между тем козаки перед самым обозом расставили столы со съестными припасами.
Молодой Потоцкий, но не того герба, к которому принадлежал взятый в плен под
Корсуном гетман, вызвался идти в заложники 3).
Татары отступили немедленно по получении заложников. И тогда сбылось
предсказание осажденных поляков, которые говорили, что десятины будут собирать с
русских их дикие союзники. Мурзы, неповиновавшиеся хану и считавшие для себя
законом свою прихоть, забирали по городам и селам ясен и дочерей тех самых
молодцов, с которыми вместе издевались над поляками. Одна польская летопись
говорит, что в местечке Ляховцах татары погнали пленных до пятнадцати тысяч 4).
Сами русские, своевольные «левенцы», пошли’ ватагами опустошать свое отечество и
обижать своих братьев 5).
По отходе татар отворились польские окопы, и чахлые, бледные поляки
*) Jak. МисЬаИ., 169.
2)
Jak. МисЬаИ. Ks. pam., 469.
Зи Pam. о wojn. kozac. za Chm., 68. — Histor. belli cosac. polon,, 110.— Histor pan. Jan.
Kaz., I, 87.— Истор. о през. бр.— Kubala, I, 161.
*) Pam. о -wojn. kozac. za Chm., 68.— Stor. delle guer. civ., 166.
5)
Летоп. Самов., 15.
325
выползли из своих нор. По известию одного из современников 1). десять тысяч
жолнеров было заключено в окопах при начале осады: из них теперь осталось только
3.000, слуг погибло более чем на половину, а из шестидесяти тысяч лошадей едва
осталось в живых три тысячи. Почти никто из них не в силах был идти прямо:
дуновение ветра, по выражению летописцев, сваливало их с ног; у кого был конь, тот
держался за хвост коня; иные поддерживали друг друга и падали от изнеможения.
Хлопы променивали им свои припасы на битые талеры и не забывали колоть их
горькими насмешками. Сам гетман разъезжал с гордостью между шляхтичами, которые
с восторгом увидали, в первый раз после долгого томления, хлеб и чистую воду.
Выли из русских такие, которые не смотрели на свежий мир и, накормив