Богорождённый
Шрифт:
Взгляд его белых глаз показался далёким, когда он устремил его на тёмные воды пруда.
— Но эссенция духа, его ядро, это линия, которая пронизывает сквозь время все его воплощения. Нить, что соединяет их все.
Васен подумал, что он теперь лучше понимает татуировки на Орсине, извивы на его посохе.
— А ты..?
— Я много раз перерождался, — он улыбнулся. — Похоже, у меня очень беспокойная душа.
— Ты..? Я не..?
— Я не человек, Васен, по крайней мере не полностью. В моих жилах течёт эссенция планов. В Долинах меня называют дэвой. Но меня
Васен попытался обдумать всё, что он узнал, найти в этом смысл.
— И ты пришёл сюда..?
Орсин пожал плечами.
— Следуя нити прошлых жизней. Я сказал тебе правду. Я иду, куда несут меня ноги.
Он обвёл рукой пруд, долину.
— Я здесь и сейчас, чтобы увидеть это. Чтобы увидеть тебя, думаю.
Васен почувствовал, как нити жизни затягиваются в узел — его сны об Эревисе, слова Оракула, советы Деррега быть наготове, появление Орсина.
— Зачем? С какой целью?
Орсин пожал плечами, загубив его надежды.
— Я не знаю. Может быть, я просто иду по пути, который позволяет встретить тех, кого я знал прежде. Это было бы здорово, наверное.
Волосы на шее Васена встали дыбом.
— Мы? Думаешь, мы знали друг друга раньше?
Орсин улыбнулся.
— Думаю, да.
У Васена не было слов. Он не знал, верит ли Орсину, но не мог отрицать, что чувствует между ними связь. Втот самый миг, как увидел его, он почувствовал, что воссоединился со старым другом. Поэтому он привёл его к пруду. Поэтому он терпел все вопросы.
— Спасибо, что привёл меня сюда, — сказал Орсин. — Ты возродил мою веру. Она… поколебалась.
— Пожалуйста? — смог выдавить Васен.
— Прекрасно, — хмыкнул Орсин. Дэва сунул свой священный символ обратно под рубаху и ещё раз огляделся. — Разве не странно, что священное место повелителя теней находится в священном месте отца рассвета?
— Может не так уж и странно, — ответил Васен, думая о собственной душе, о собственной жизни, о потемневшем символе, который он носил.
Орсин посмотрел на него, и, похоже, понял, о чём говорит Васен.
— Может и нет. В конце концов, тени необходим свет.
Трижды раздался далёкий звон колокола, нарушив очарование момента.
— Это сигнал собраться в аббатстве, — сказал Васен.
Ни один из них не пошевелился. Васен смотрел на пруд, на деревья, как будто видел их впервые. Он взял символ розы в овитую тенями руку.
— Мудрость и свет, — прошептал он.
Колокол зазвонил снова — три удара.
— Мы должны идти, — сказал он. — Паломники должны покинуть долину.
Брови Орсина поднялись.
— Все? Так скоро?
Васен кивнул.
— Включая тебя, боюсь.
— Почему сейчас?
— Потому что так приказал Оракул. Он видит то, чего не видим мы. Это его ноша.
Орсин помрачнел, но заставил себя улыбнуться.
— Странно прощаться так скоро после встречи. Странно, что мне пришлось пройти так далеко, чтобы наши пути пересеклись на такой короткий срок.
— Прощаться
Орсин хмыкнул.
— Значит, шейд–но–не–шадовар поведёт нас обратно к солнцу. Прекрасно. Прекрасно. Линии наших жизней пойдут рядом ещё какое–то время.
Он начертил новую линию на земле и взглянул на Васена.
— Откровения означают новое начало. Мы ещё пройдёмся вместе, Васен Кейл.
Никто раньше не называл его Васеном Кейлом. Он был вынужден признать, что это звучит подходяще.
Вместе они перешагнули черту и пошли к аббатству.
Глава четвёртая
Герак несколько часов шёл по редко используемой дороге из Фэйрелма, потом свернул с неё на равнины. Свет восходящего солнца не мог пробиться сквозь тучи и дождь; было темно, как в полночь. Но Герак достаточно хорошо знал местность, чтобы ориентироваться во мраке. Потяжелевший от влаги плащ оттягивал плечи. Герак, как мог, берёг от воды лук. КОн внимательно озирался и прислушивался.
Целую жизнь назад отец часто брал его с собой в лес в двух днях пути от Фэйрелма. Дичь тогда была обильной, но с тех пор, как Герак в последний раз бывал там, прошло уже больше двух лет. Если Тимора улыбнётся, он доберётся туда, не встретив по дороге опасности, подстрелит оленя–двух, сделает волокушу и потащит добычу обратно в деревню. Вяленое мясо поможет им с Элли продержаться почти всю зиму.
Герак двигался к лесу, переправляясь через переполненные ручьи и шагая по шепчущейся кнут–траве мимо частых рощиц широколиста. Он много раз путешествовал по равнине в одиночестве, но сейчас всё казалось другим. Он чувствовал себя уязвимым, человеком во тьме, которая не предназначалась для людей. Чёрнота давила на Герака, сковывала грудь. Угрожающую тишину нарушали звуки его шагов и дыхания.
Взобравшись на гребень холма, он оглянулся на пройденный путь, надеясь в последний раз бросить взгляд на Фэйрелм. Но деревня скрылась во тьме. Герак постоял так мгновение, снова обдумывая решение отправиться на охоту, но в конце концов отбросил преследовавшее его неуютное чувство и зашагал дальше. Элли и ребёнку нужна была настоящая еда.
Ближе к полудню скрытое солнце чуть смягчило практически непроницаемый мрак, превратив его в неюутную темноту. Где–то в черноте раздался высокий крик — напуганный, далёкий вой, от которого Герак с бешено колотящимся сердцем припал на корточки. Непохоже было, что крик принадлежал человеку, а расстояние на равнинах всегда было сложно оценить. Звук мог прозвучать на расстоянии выстрела из лука или на расстоянии полулиги.
Не выпрямляясь, он перебежал к трухлявому пню широколиста, сжимая потными ладонями рукоять лука, и стал ждать. Звук не повторился, Герак не увидел и не услышал больше ничего, что могло бы его насторожить. Успокоившись, он продолжил свой путь.