Богорождённый
Шрифт:
— Будьте благословенны, Оракул, — сказали многие.
— Спасибо, Оракул, — сказали другие.
— Свет в нём, — сказали третьи.
И на этом Оракул отступил от балюстрады. Брауни встал и подошёл к нему. Оракул положил ладонь на плечо крупного пса, и они вдвоём ушли обратно в аббатство.
Когда Оракул исчез из виду, паломники повернулись друг к другу — улыбаясь, смеясь, обнимаясь, озарённые благословением Оракула. Васен повернулся к Орсину.
— Ты как–то странно отреагировал на слова Оракула, когда он упомянул о том, что заглядывал в судьбы. Он смотрел в твою?
— Смотрел, —
Васен испытал сомнение.
— В первый день? Но ты же не…
— Не один из верующих? Прекрасно. Он знал об этом.
Васен никогда не слышал, чтобы Оракул делал пророчество для кого–либо не из верующих.
— Тогда что он… — Васен прервал себя на середине вопроса. — Прости меня. Его слова предназначены лишь для твоих ушей. Я просто… удивился, услышав это.
У Орсина было странное выражение лица, может быть, полуулыбка.
— Как и я. И если хочешь, я расскажу тебе о том, что он сказал мне.
Васен поглядел на Орсина, но ничего не сказал.
— В тот день он сказал мне пойти в леса долины, именно туда, где мы встретились.
Тени оплели кожу Васена. Его взгляд обратился к пустому балкону.
— Это он сказал тебе? Орсин кивнул.
— Думаю, он хотел, чтобы мы встретились.
Васен отсутствующе кивнул, задумавшись.
— Когда мы отправляемся? — спросил Орсин.
— Прямо сейчас, — ответил Васен. Он шагнул вперёд и возгласом привлёк внимание паломников.
Лица повернулись к нему, и он увидел, как радость исчезает с них. После того, как они увидели лицо Оракула, озарённое амонаторовым светом, им пришлось смотреть на лицо Васена, со смуглой кожей и жёлтыми глазами.
— Оракул сказал своё слово. Сегодня — самый благоприятный день, чтобы покинуть аббатство.
Помрачневшие лица, кивки.
— Я поведу отряд рассветных мечей, который доставит вас домой.
Тени струились с его кожи клочками ночи, растворяющимися в сумрачном воздухе. Новые кивки.
— Не я привёл вас сюда, но я отведу вас обратно. Я много раз проделывал этот путь. Правила такие же, как по дороге сюда. Держитесь вместе. Вы видели путь сюда и знаете, как просто там заблудиться. Не слушайте голоса духов. Они не причинят вам вреда. Как только мы спустимся с гор, не шумите. Чудовища на равнинах реагируют на звук. Оказавшись ближе к Долинам, нам придётся беречься сембийских солдат. Мы знаем, как пересечь границу. Не бойтесь.
Его слова заставили пилигримов помрачнеть. Васен увидел, как в них проступает страх, смотрел, как страх заполняет пустующие места в их душе, которые не тронула храбрость. В теории паломники всегда знали, что им придётся повторно преодолеть тьму сембийских равнин и вызовы бушующей войны, но то, что это должно было произойти прямо сейчас, спустя всего лишь десять дней в долине, подкосило их дух.
Васен продолжал ровным голосом.
— Внимательно глядите по сторонам. Пока не увидим солнце, будьте очень внимательны. Просигнальте мне или другому мечу, если заметите что–нибудь настораживающее. Что угодно. И если я или другой воин отряда даёт вам указание, следуйте ему без вопросов и без задержек. Ваши и наши жизни могут зависеть от этого. Всё понятно?
Кругом кивки, согласные голоса.
Самый юный из
Он подмигнул ей, улыбнулся.
— Я отдам жизнь, чтобы защитить вас. Таков мой обет. А теперь собирайтесь. Ваша поклажа уже готова и ждёт вас в ваших комнатах. Мы уходим через час.
— Всего лишь час? — спросил кто–то.
— Так сказал Оракул, — ответил Васен, и никто больше не стал спорить.
Пилигримы прошли мимо него, возвращаясь в комнаты, чтобы забрать свою поклажу. Несколько человек коснулись его плеча или одарили благодарным взглядом. В ответ он улыбался и кивал.
Когда все ушли, Орсин ухмыльнулся и сказал:
— Твои слова не обрадовали их так, как слова Оракула.
— Моя работа — не радовать их, а беречь их — и твою — жизни.
Орсин надел свой ранец.
— Прекрасно. Думаю, скоро мы узнаем, как хорошо ты делаешь свою работу.
* * *
Герак приближался к лагерю пригнувшись, наложив стрелу и целиком превратившись в слух и зрение. Земля вокруг была усеяна глубокими отпечатками массивных ног чудовища. Тварь растоптала его навес, разодрала брезент, расшвыряла дрова в костре. С разбросанных углей поднимались тонкие струйки дыма. Герак практически в полной темноте обыскал этот беспорядок, пытаясь найти свой плащ. Он нашёл кусок от плаща, втоптанный в грязь, ещё один кусок чуть в стороне, и пал духом. Чудовище разорвало плащ и втоптало клочья в грязь. Он нашёл ещё несколько лоскутов, но среди них не было куска с карманом, и не оберега Элли тоже не было.
Он сел на землю у остатков костра, положил руки на колени, и попытался придумать, как рассказать Элли, что потерял её талисман.
— Вот тебе и приносит удачу, — пробормотал он.
Он провёл ночь голодным и замёрзшим. Ему не стоило уходить на охоту. Надо было собрать вещи, покинуть проклятую деревню и отправиться в Долины.
Он почувствовал, как дрожит земля, в тот самый миг, когда рёв чудовища расколол ночь. Адреналин в мгновение ока заставил его оказаться на ногах с наложенной стрелой и натянутой тетивой. Из мрака возникло чудовище — толстые складки, в прокисшая вонь, раздирающий уши рёв. Он выстрелил, и в ответ на свист стрелы раздался удовлетворительный «тунк!» и возглас боли, когда снаряд по оперение вошёл в тело твари.
Но громадина продолжала наступать. Герак попятился, бросил лук и попытался выхвать меч, оскальзываясь на неровной, грязной земле. Его сапог застрял в грязи. Он упал на спину, выхыватывая меч.
Существо бросилось на него, фыркая, хрюкая, вытянув лапы, когтистые пальцы тянулись к нему. Закричав от страха, Герак ударил мечом в туловище твари. Одна из лап обрушилась на его голову сбоку.
Боль. В глазах вспыхнули искры. В голове пронеслось воспоминание о том, как чудовище поедало фазанов, с костями и перьями, и Герак представил, как оно целиком пожирает его — одежду, кости, мясо.