Болезнь Богов
Шрифт:
– Мало меня психиатры смотрели! Не хочу!
– Надо.
– Как он меня посмотрит?
– Дружок, я тебя на кушетке. Или на диване. Вот под язык пнксиолитик положи.
Константин рассмотрел таблетку:
– Феназепам я люблю.
– Бери больше таблеток, не стесняйся.
Арнольд Оскарович подмигнул Звирам:
– От анксиолитика Костя расслабится. Психанализ и психотерапия легче пойдет.
– Разговоры я люблю, - сказал Константин. – Главное, без уколов.
– Без уколов, мальчик. Пойдем вместе со мной. Тетю Оксану возьмем с собой. Она мне будет помогать. Тетю Лену можем с собой тоже взять, чтобы ты чувствовал себя увереннее. Дочушка плакать
Константина отвели в спальню. Приглушили свет. Сначала Константин сидел, и Арнольд Оскарович раскачивал перед его лицом блестящий шарик. Глаза утомились. Подействовал транквилизатор. Константин прилег. Когда мягкий голос Арнольда Оскаровича овладел им, Оксана стала тихо ходить по комнате, поливая цветы. Оксанаследила за домом, переданным ей под временной жилье брату – холостяку. Раздражала “аппаратура” для фантомом, которую брат перетащил в ее дом, забрав у Анны Сааковой, отдавшей без спора. В осуждении “дьяволщины” Оксана сходилась с Серафимой.
Поливая цветы, Оксана тихо плакала.
Старшие Звиры радовались своим фантомам. Они пришли в совершенный восторг, когда Глеб “подпустил “ свое изображение, брата, сестры. Родители прошли к фантомам. Трогали их. Руки хватали воздух. К фантомам подошли братья Звиры. По знаку Олег переключил проекторы, и уже было двое отцов, двое матерей, и по - трое братьев и сестер. Живые люди путались с изображениями зрелых и детей. Пантелей – живой, он же – чуть моложе, и он же – подростком катается на велосипеде, купается, играет в волейбол и выбитного. Оксана что – то взвешивает на игрушечных весах. Глеб, всегда увлеченный техникой, мастерил планер. Появились изображения его одноклассников, Миры, Сергея Макарычева, Володьки Гончарова. У Эллы Леонидовны закружилась голова от волнующих воспоминаний, она присела. Евстахий Николаевич обмахивал ее платком. Элла Николаевна задыхалась. Она спрашивала, “не сделали ли ее родителей “.
Константин, лежавший на кровати, заторможено говорил:
– Когда я жил в детдоме, потом – интернате, я вспоминал мать. Мне говорили, что отца убили, а мать – жива. Но мать не приезжала. Я пытался кого – то из воспитателей и учителей “взять” себе в родители. Придумать, что это они. Потому что к другим детям родители иногда приезжали, забирали на каникулы. Кого – то усыновляли. Я влюбился в первую учительницу, Надежду Константиновну. Воображал, что было бы здорово, если б она была моей матерью. Надежда Константиновна была старой и потом умерла. Я спутался с дурной компанией. Тетя Фима забрала меня, и я увидел мать. Я сразу понял, что она мать, потому что мне казалось, что я помнил ее грудь, ее – в мои шесть месяцев.
Оксана сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.. Арнольд Оскарович и Елена Владимировна сжимали ей до боли руки, чтобы она не разрыдалась в голос, и Константин не проснулся. В результате, Арнольд Оскарович жестом выставил их вон, оставшись с Константином наедине, который продолжал:
– Я уже стал мужчиной. Хотел женщину. Подружился с пидором Денисом, и он путал меня. Я хотел спать с матерью, Ольгой. Она была замужем за дядей Олегом. Он был чужой. Мать спала с дядей Олегом. И я хотел спать с ним, вместо нее… Я любил дядю Лешу. Он был брат матери, как дядя Глеб, но нравился мне только дядя Леша. Он – добрый, щедрый. Совсем не злой. Не могу сказать почему, меня тянет к нему. Я упиваюсь им. Я стал называть его папой, ин, может, от вежливости, я не знаю, отзывался…
– А теперь послушай меня, - сказал Арнольд Оскарович.
Пантелей Звир подсел к Серафиме. Привлек сына Сашу к себе:
– Фима, где Птусь сейчас
– У меня на даче?
– Чего ты сразу не сказала? Боялась?
– Не то, чтобы боялась… Он давит, подавляет меня. Берет, как за стержень, за самую суть души. С сыном, Сашей, пытается дружить.
Пантелей крякнул:
– Власть над тобой Птусь взял? Это они умеют!
– Денег я ему не давала.
– Воровские сходки он на твоей даче, Фима, устраивает. Я Птуся выгоню, какая бы бойня не была. Охранников с оружием на твою дачу пошлю.
– Леша, тебе не стоит с Птусем связываться.
– Ты их не бойся. Я с ними сидел. Они такие же, как мы.
– Что ты говоришь!
51
Константин пришел в себя на вязках. Он осматривал палату на 14 человек. В обеденный час многих не было. Константин дергал привязанными руками и ногами. Над Константином склонился Арнольд Оскарович:
– Проснулся?
– Я их не убивал.
– Никто и не говорит, что ты их убивал. Их убила твоя болезнь. Если интересно, я тебе расскажу, что произошло…
Ответа не последовало. Арнольд Оскарович продолжал:
– Ты сорвался. Засиделся в прошлой психбольнице. Назначенные уколы тебя не брали. Ты поехал поразвеяться, вместе с Денисом, по столичным клубам. Танцевали, пили, флиртовали. Употребляли наркотики. Ты сел играть в баккара в каком – то подпольном клубе. Проигрался вдрызг. Играл в долг. Сопровождающий из клуба поехал вместе с тобой за обещанными деньгами. Дениса ты уже где – то бросил. Приехал на съемную квартиру к бабушке и дедушке на Садовое кольцо. Требовал денег. Сопровождающий из клуба остался на лестничной клетке, а привезенная тобой девица, не смущаясь твоих бабушки и девушки, прошла, не разуваясь и не раздеваясь, на балкон курить. Дед молчал, а бабушка тебе выговаривала, не давая денег. Слово за слово, и ты убил почти девяностолетних стариков молотком для мяса… Потом включил газ на кухне. Устроил взрыв. Сжег квартиру. Причинил ущерб и другим квартирам. Сопровождающий из клуба бежал, вызвав полицию. А девушка, такая же сумасшедшая, как ты, впала в кататонию на балконе. Спасатели вынесли ее на руках. Из ожогового отделения ее к нам в больницу по улучшению соматического состояния переведут.
Константин, обезволенный нейролептиками, не возражал:
– Что со мной дальше будет?
– Полечишься. Будет суд. Тебя на спец вернут.
Константин дернулся. Арнольд Оскарович оглянулся, чтобы то, что он говорил, никто, кроме Константина, не слушал. Вдалеке он увидел приближающуюся медсестру с лотком, на котором лежал шприц.
– Уколы отмените.
– Попозже отменю.
– А вязки? Я тихий буду.
52
Пантелей и Серафима с сыном вышли из староверческой церкви. У Пантелея зазвонил телефон:
– Да, Арнольд Оскарович.
– Ложные воспоминания я ему внушил.
– Сколько держать его сможешь?
– Месяца четыре.
– Держи…Потом решим. С родней моей, особенно – с Оксанкой, не общайся. Они слабонервные.
– Окей.
Зазвонил Глеб:
– Брат, слышал? Константин убил и сжег родителей!
– На Ваганьково их не положишь. Даже ночью работы по наполнению гробов заметят… Извини, не могу говорить, - Пантелей повернулся к Серафиме.