Большие надежды. Соединенные Штаты, 1945-1974

Паттерсон Джеймс

НАЧАВ СВОЮ КАМПАНИЮ, Хамфри понимал, что ему придётся иметь дело с двумя грозными противниками: Джорджем Уоллесом из Алабамы, который в феврале объявил себя кандидатом в президенты под знаменем Американской независимой партии, и Ричардом Никсоном, которого республиканцы выдвинули в президенты за три недели до фиаско демократов в Чикаго.

В 1968 году Уоллес действительно представлял собой устрашающую силу. Хотя он знал, что не сможет выиграть выборы, он надеялся захватить достаточно южных и приграничных штатов, чтобы перевести близкую гонку в Палату представителей. К удивлению многих политических обозревателей, ему удалось попасть в избирательные бюллетени во всех пятидесяти штатах, и его популярность неуклонно росла, достигнув 21% сразу после съезда демократов. [1728] Как и в прошлом, Уоллес пользовался горячей поддержкой южных сегрегационистов. Большинство ультраправых организаций, включая ККК, Гражданские советы и Общество Джона Берча, открыто помогали его деятельности. [1729] Большая часть сил, двигавших его кампанию, пришла с Юга, обнажив как никогда остро региональные расколы, которые усилились во время борьбы Голдуотера и Джонсона в 1964 году. Привлекательность Уоллеса в 1968 году, однако, выходила за рамки региональных границ, какими бы важными они ни были. Она также основывалась на том, что он вызвал ответную реакцию во многих районах Севера, где проживает рабочий класс. Уоллес был энергичным, агрессивным, едким, насмешливым, часто огрызающимся участником избирательной кампании. Отказавшись от откровенно расистских речей, он призывал к «закону и порядку» на улицах и осуждал матерей-благотворительниц,

которые, по его словам, «разводят детей как товарную культуру». Он с ликованием нападал на хиппи, левых и радикальных феминисток, некоторые из которых пикетировали конкурс «Мисс Америка» в Атлантик-Сити сразу после съезда демократов, выбрасывали в «мусорный бак свободы» то, что они называли предметами женского «порабощения» — подпруги, лифчики, туфли на высоких каблуках, накладные ресницы и бигуди для волос — и навсегда заслужили ярлык «сжигателей лифчиков». [1730] Уоллес получал особое удовольствие, нападая на участников антивоенных демонстраций, часто с тонко завуалированными намеками на жестокое возмездие, что приводило в восторг многих его последователей. «Если какой-нибудь демонстрант когда-нибудь ляжет перед моей машиной, — провозглашал он, — это будет последняя машина, перед которой он когда-либо ляжет». Он также изложил экономическую программу, рассчитанную на рабочих «синих воротничков». Она включала в себя поддержку федеральной программы обучения рабочим специальностям, гарантии коллективных переговоров, повышение минимальной заработной платы и улучшение защиты людей, которые потеряли работу или не могут позволить себе адекватное медицинское обслуживание. [1731]

1728

Blum, Years of Discord, 310.

1729

Kirkpatrick Sale, Power Shift: The Rise of the Southern Rim and Its Challenge to the Eastern Establishment (New York, 1975), 103.

1730

John D’Emilio and Estelle Freedman, Intimate Matters: A History of Sexuality in America (New York, 1988), 301–2. Протестующие обвязали овцу желтыми и синими лентами и короновали её королевой. Проводя её по набережной, они пели: «Вот она, мисс Америка».

1731

Walter Dean Burnham, Critical Elections and the Mainsprings of American Politics (New York, 1970), 143–58; Richard Polenberg, One Nation Divisible: Class, Race, and Ethnicity in the United States Since 1938 (New York, 1980), 221.

Уоллес с особой страстью нападал на всезнающих федеральных бюрократов и самозваных экспертов, которые пытались указывать честным представителям рабочего класса, что им делать. «Либералы, интеллектуалы и длинноволосые», — кричал он, — «слишком долго управляли страной». Его аудитория аплодировала, когда он осуждал «чрезмерно образованных людей из башни из слоновой кости с заостренными головами, которые смотрят на нас сквозь пальцы». Это «интеллектуальные болваны», которые «не знают, как правильно припарковать велосипед». Он добавил: «Когда я доберусь до Вашингтона, я выброшу всех этих обманщиков и их портфели в Потомак». [1732]

1732

Leuchtenburg, Troubled Feast, 211. For Wallace, См. также Jonathan Rieder, «The Rise of the Silent Majority», in Steve Fraser and Gary Gerstle, eds., The Rise and Fall of the New Deal Order, 1930–1980 (Princeton, 1989), 243–68; Mickey Kaus, The End of Equality (New York, 1992), 37–38; and Thomas Edsall, «Race», Atlantic Monthly, May 1991, pp. 53–86.

Выдвигая свою кандидатуру на пост президента в 1968 году, Уоллес допустил несколько ошибок, в том числе выбрал в начале октября генерала Кертиса ЛеМэя в качестве своего помощника. ЛеМей, руководивший налетами на Японию с применением зажигательных бомб во время Второй мировой войны, оставался яростным и прямолинейным сторонником воздушной мощи, включая ядерное оружие. Многие считают, что именно он послужил моделью для безумного генерала в фильме Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав» (1964), разрушительной сатире на военное рвение времен холодной войны. На катастрофической пресс-конференции, последовавшей за его выбором в качестве кандидата в президенты, Лемэй заявил журналистам: «Я не верю, что мир закончится, если мы взорвем ядерное оружие». Несмотря на все испытания в Тихом океане, «рыба вернулась в лагуны, на кокосовых деревьях растут кокосы, на кустах гуавы есть плоды, птицы вернулись». [1733] Хамфри вскоре стал называть Уоллеса и ЛеМэя «близнецами-бомбами».

1733

Herbert Parmet, Richard Nixon and His America (Boston, 1990), 526.

Когда Уоллес услышал подобные комментарии, он был встревожен. Как и ЛеМей, он поддерживал войну, но к 1968 году он понял, что она вызывает разногласия, и у него не было четких идей по поводу выхода из тупика. Как и многие американцы в 1968 году, он был не столько сторонником войны, сколько противником войны. Это оставалось ключевой темой его кампании: стимулирование народного гнева на привилегированных и «непатриотичных» молодых людей, которые высмеивали армию, уклоняясь от призыва.

Однако при всей своей привлекательности Уоллес оставался кандидатом от третьей партии. Политические обозреватели не ожидали от него победы в штатах за пределами Глубокого Юга. Больше всего Хамфри и его советников беспокоила кандидатура Никсона, который после съезда в Чикаго имел, казалось, непреодолимое преимущество над демократами. Бывший вице-президент, которому в 1968 году исполнилось пятьдесят пять лет, казался политически обреченным после поражения в гонке за пост губернатора Калифорнии от Пэта Брауна в 1962 году. Очень плохой неудачник, он кричал тогда прессе: «У вас больше не будет Никсона, чтобы пинаться». Однако в 1968 году ему удалось победить в первом же туре голосования, отчасти потому, что он был центристом в партии, а отчасти потому, что он упорно поддерживал кандидатов-республиканцев на протяжении 1960-х годов, одновременно обеспечивая себе поддержку. Затем он окружил себя группой экспертов по рекламе, связям с общественностью и телевидению и провел тщательно спланированную кампанию, в которой подчеркивал свой опыт, особенно в области внешней политики. Некоторые современные наблюдатели, надеясь на лучшее, предполагали, что в стране снова появился «новый Никсон». [1734]

1734

Stephen Ambrose, Nixon: The Triumph of a Politician, 1962–1972 (New York, 1989), 133–222; Joe McGinniss, The Selling of the President, 1968 (New York, 1969); John Judis, Great Illusions: Critics and Champions of the American Century (New York, 1992), 182–85; Parmet, Richard Nixon, 20–21.

Никсон до сих пор с горечью вспоминал многочисленные обиды и несправедливости, которые, по его мнению, были уделом его жизни. Жизнь, думал он с неизбывной жалостью к себе, состоит из череды «рисков» и «кризисов». [1735] В политике он сохранил ту же страсть к успеху, которая в прошлом толкала его к излишней, порой порочной, пристрастности и личной инвективе. Чувствуя себя неуютно перед толпой, он оставался неинтересным участником избирательной кампании. Его речи, как и в прошлом, порой граничили с банальностью. Его движения, в частности, жест триумфа с поднятыми над головой руками, казались заученными и фальшивыми. Джон Линдсей, либеральный республиканец из Нью-Йорка, заметил, что Никсон похож на «ходячую коробку со схемами». [1736] Сомнительную помощь Никсону оказал

его кандидат, губернатор Мэриленда Спиро Агню. Агню получил свой пост губернатора в 1966 году, став одним из нескольких республиканцев, пришедших к власти в результате реакции против Джонсона и Демократической партии в том году. Тогда он казался умеренным и поддержал губернатора Нью-Йорка Нельсона Рокфеллера, либерала-республиканца, в борьбе за президентское кресло в 1968 году. Но Агню, американец греческого происхождения, чей отец был бедным иммигрантом, стал ещё одним политическим лидером, которого постигла обратная реакция, особенно после беспорядков в Балтиморе, вызванных убийством Кинга. В то время Агню привлек к себе внимание тем, что осудил «ездившего по округе, посещавшего Ханой, кричавшего, подстрекавшего к беспорядкам, сжигавшего Америку дотла типа [черных] лидеров». [1737] Никсон, искавший кандидата, который был бы сторонником «закона и порядка», выбрал Агню, не слишком тщательно изучив его биографию. У него были причины сомневаться в своём выборе во время кампании, когда Агню опускался до этнических оскорблений, говоря о «поляках» и называя репортера «жирным япошкой». Возобновив тактику Джо Маккарти, Агню назвал Хамфри «мягкотелым коммунистом». Он заметил: «Если вы видели одну трущобу, вы видели их все». Washington Post заключила, что Агню был «возможно, самым эксцентричным политическим назначением с тех пор, как римский император Калигула назвал свою лошадь консулом». [1738]

1735

Joan Hoff-Wilson, «Richard M. Nixon: The Corporate Presidency», in Fred Greenstein, ed., Leadership in the Modern Presidency (Cambridge, Mass., 1988), 164–98.

1736

Там же, 180; O’Neill, Coming Apart, 380.

1737

Fred Siegel, Troubled Journey: From Pearl Harbor to Ronald Reagan (New York, 1984), 228; Parmet, Richard Nixon, 510.

1738

Parmet, Richard Nixon, 524–25.

Если отбросить эти проблемы, Никсон провел хорошо просчитанную и очень хорошо финансируемую кампанию. Партия «зелёных» потратила огромные суммы на радио и телевидение — по оценкам, 12,6 миллиона долларов против 6,1 миллиона долларов у демократов — и стала пионером в практике того, что стало известно как «демографический маркетинг». Для этого были наняты «медиаспециалисты», которые приобрели беспрецедентное влияние в кампании. Они проводили маркетинговые исследования, чтобы определить интересы особых групп, а затем направляли конкретную рекламу, в большинстве своём «ролики», на группы избирателей. Они также использовали новые телевизионные технологии — видеопленку, зум-кадры, разделенные экраны, — чтобы сделать свои ролики живыми. Это была первая по-настоящему высокотехнологичная телевизионная кампания в американской истории. [1739]

1739

Edwin Diamond and Stephen Bates, The Spot: The Rise of Political Advertising on Television (Cambridge, Mass., 1992), 142–46, 175; Bernard Yamron, «From Whistle-Stops to Polispots: Political Advertising and Presidential Politics in the United States, 1948–1980», Ph.D. Thesis, Brown University, 1995, 144–210.

В вопросах Никсон старался не раскачивать лодку; в конце концов, он начал осеннюю кампанию с огромным преимуществом над Хамфри. По поводу Вьетнама, главной политической проблемы эпохи, он сказал лишь, что у него есть «секретный план» по прекращению войны. В вопросах внутренней политики Никсон повторял Уоллеса, но в более мягкой манере, угождая современной реакции. (Хамфри высмеивал Никсона как «надушенную, дезодорированную» версию Уоллеса) Это означало прославление «закона и порядка», осуждение программ «Великого общества», осуждение либеральных решений Верховного суда, высмеивание хиппи и протестующих. Он осуждал «автобусные перевозки» детей, которые в то время применялись в качестве средства десегрегации школ. Большая часть его кампании, как и выбор Агню, отражала то, что позже эксперты назвали «Южной стратегией», направленной на привлечение голосов белых на Юге (и в других регионах). «Работающие американцы, — заявил он, — стали забытыми американцами. В то время, когда национальные трибуны и форумы отданы на откуп крикунам, протестующим и демонстрантам, они стали молчаливыми американцами. А ведь у них есть законное недовольство, которое должно быть исправлено, и справедливое дело, которое должно восторжествовать». [1740]

1740

Rieder, «Rise of the Silent Majority», 260–61; Matusow, Unraveling, 432.

Лишь один вопрос, казалось, мог сорвать Никсона по ходу кампании: Вьетнам. Если Хамфри сможет привлечь на свою сторону Маккарти, Макговерна и бывших сторонников Кеннеди, он сможет подлатать сильно потрепанную Демократическую партию. Конечно, это было чрезвычайно сложной задачей, поскольку он не хотел оттолкнуть президента, который категорически отказывался прекратить бомбардировки. Но Хамфри знал, что должен попытаться. 30 сентября он выкупил телевизионное время для хорошо разрекламированной речи в Солт-Лейк-Сити, которую произнёс на пюпитре без вице-президентской печати. В своей речи Хамфри заявил о готовности при определенных условиях «прекратить бомбардировки Северного Вьетнама как приемлемый риск для мира, потому что я верю, что это может привести к успеху на переговорах [в Париже] и тем самым сократить срок войны». Его заявление было осторожным и не обрадовало ни Джонсона, который негодовал, что Хамфри зашел слишком далеко, ни Маккарти, который ждал ещё месяц, прежде чем одобрить партийный билет — и то лишь слабо. Поначалу речь ничего не изменила в опросах избирателей. Но к середине октября политические обозреватели почувствовали изменения в настроении людей, особенно либералов и противников ведения войны Джонсоном. Они никогда не испытывали симпатии к Никсону, не говоря уже об Уоллесе, и жаждали найти повод вернуться в ряды демократов. [1741]

1741

Matusow, Unraveling, 431–32.

Хамфри, казалось, тоже омолодился благодаря изменению настроений в обществе. До этого момента несколько деморализованный участник избирательных кампаний, он стал ещё более страстно поддерживать социальные программы, включая гражданские права, которые традиционно поддерживали либеральные демократы. Лидеры профсоюзов, которые всегда восхищались Хамфри, удвоили свои усилия, чтобы вырвать рабочих из лап Уоллеса и вернуть их в партию Рузвельта и Трумэна. Демократическая коалиция, которая была ключевым элементом американской политики с 1930-х годов, казалось, снова собиралась вместе. Уоллес тем временем начал опускаться в опросах, отчасти из-за ЛеМэя, отчасти потому, что избиратели в конце концов поняли, что зря отдали ему свои голоса. Опросы показывали возрождение Хамфри. На сайте в конце сентября Гэллап давал Никсону 43 процента, Хамфри — 28 процентов, а Уоллесу — 21 процент. К 24 октября, за две недели до выборов, Хамфри все ещё отставал, но цифры — 44 процента за Никсона, 36 процентов за Хамфри, 15 процентов за Уоллеса — свидетельствовали о движении. То, что в начале сентября казалось открытыми и закрытыми выборами, становилось все более захватывающим. [1742]

1742

Там же, 433–34.

В этот момент поползли слухи о том, что администрация Джонсона достигла соглашения, которое может сократить масштабы кровавой бойни во Вьетнаме: полное прекращение бомбардировок Соединенными Штатами и ответное, хотя и не оговоренное военное сдерживание со стороны Северного Вьетнама. Хо Ши Мин, казалось, был готов вести переговоры напрямую с Южным Вьетнамом, который он всегда отказывался признавать законным государством. Взамен Соединенные Штаты больше не будут препятствовать участию в переговорах Фронта национального освобождения. 31 октября ЛБДж объявил, что Соединенные Штаты прекращают бомбардировки. Это смягчение американской политики привело в ярость Никсона, который обвинил администрацию в том, что она играет в политику с войной.