Большие надежды. Соединенные Штаты, 1945-1974
Шрифт:
ВСЕ ЭТИ СОБЫТИЯ 1968 года — ожесточенная реакция на Тет, убийство Кинга, беспорядки в городах, столкновения в университетских городках, дальнейшее распространение идеологии чёрной власти и этнического сознания — усилили фрагментацию и поляризацию, проявившиеся в предыдущие два года. Они также накалили президентскую кампанию, которая во многих отношениях стала самой острой в двадцатом веке. [1710]
Наиболее ожесточенная борьба сильно подкосила Демократическую партию. Маккарти, которого Аллард Лоуэнстайн и другие либеральные активисты убедили бросить вызов Джонсону в январе, рано занял лидирующие позиции среди американцев, выступающих против войны, особенно студентов. [1711] В Нью-Гэмпшире и на последующих демократических праймериз тысячи молодых людей, «Чистые за Джина», энергично агитировали за него. Они уважали его ум, остроумие, тщательность в выработке позиции по вопросам, стремление открыть партийные процессы для новых групп людей и отказ от потворства аудитории. Прежде всего, они восхищались его смелостью, редкой среди состоявшихся политиков, когда он бросил
1710
Theodore White, The Making of the President, 1968 (New York, 1970); Lewis Chester et al., An American Melodrama: The Presidential Campaign of 1968 (New York, 1969).
1711
William Chafe, Never Stop Running: Allard Lowenstein and the Struggle to Save American Liberalism (New York, 1993), 262–314.
Маккарти действительно был необычным политиком. В молодости он провел девять месяцев в монастыре, после чего отказался от мысли стать монахом. Затем он преподавал в католических колледжах, где также писал стихи. Среди его друзей был Роберт Лоуэлл, возможно, самый выдающийся американский поэт. Будучи ярым сторонником Адлая Стивенсона в 1960 году, Маккарти поддержал кандидатуру Эл-Би-Джея, а не Кеннеди, после того как Стивенсон отказался от участия в президентской гонке. Затем он стал известен как довольно либеральный сенатор и как надежный сторонник ЛБДж (который в 1964 году предлагал ему кандидатуру на пост вице-президента), а затем восстал против политики президента во Вьетнаме. Его сильное выступление на праймериз в Нью-Гэмпшире внушило его сторонникам надежду на то, что он сможет выиграть номинацию. [1712] Однако с самого начала Маккарти оставил многих людей равнодушными. Он часто был высокомерен со своими сторонниками, в том числе с собственными сотрудниками, и пренебрежительно относился к ритуалам демократических политических кампаний. Он не прилагал особых усилий для работы с прессой. Когда он был полон энергии, он мог быть вдохновляющим оратором, но чаще всего он не предпринимал никаких видимых усилий, чтобы достучаться до слушателей. Некоторые наблюдатели задавались вопросом, действительно ли он хочет победить. Маккарти, казалось, особенно неловко было пытаться справиться со страстными эмоциями, вызванными расовой принадлежностью. Он избегал выступлений в гетто и других местах, где было много чернокожих. Когда был убит Кинг, он ничего не сказал. Хотя либеральные противники Джонсона уважали Маккарти, многие жаждали кого-то, кто мог бы взволновать массы чернокожих и демократов из рабочего класса. [1713]
1712
О Маккарти см. John Blum, Years of Discord: American Politics and Society, 1961–1974 (New York, 1991), 291; и Allen Matusow, The Unraveling of America: A History of Liberalism in the 1960s (New York, 1984), 407–9; Leuchtenburg, Troubled Feast, 203; O’Neill, Coming Apart, 376–77; and Gitlin, Sixties, 297.
1713
Jeremy Larner, Nobody Knows: Reflections on the McCarthy Campaign of 1968 (New York, 1969); Matusow, Unraveling, 407–11.
Этим человеком, конечно же, был Роберт Кеннеди. Некоторое время после убийства брата в 1963 году Бобби казался травмированным. Он питал глубокую и неизгладимую обиду на Джонсона, с которым у него произошла ожесточенная схватка во время съезда 1960 года и чье присутствие в Белом доме вместо его брата было тревожным напоминанием о том, что могло бы быть. Эти горькие чувства никогда не утихали, а со временем только усиливались. Но часть былой безжалостности, за которую противники боялись и ненавидели его в начале 1960-х, казалось, смягчилась. Сторонники говорили, что он вырос. Даже враги чувствовали, что он смягчился. [1714]
1714
Arthur Schlesinger, Jr., Robert F. Kennedy and His Times (New York, 1978); O’Neill, Coming Apart, 364, 373–74; Chafe, Unfinished Journey, 352–53.
Либеральные политические организаторы во главе с Лоуэнштейном в конце 1967 года упорно работали над тем, чтобы Кеннеди бросил вызов Джонсону. Они знали, что он будет харизматичным участником кампании и что он обладает уникальным преимуществом: мистикой и магией имени Кеннеди. Кеннеди испытывал сильное искушение, потому что ненавидел Джонсона и потому что все больше критиковал войну. Но он воздерживался от открытого разрыва с LBJ. Более того, многие политические профессионалы, к которым он обращался за советом, советовали ему не выдвигать свою кандидатуру. Они указывали на, казалось бы, очевидное: Джонсону, как президенту, нельзя было отказать в выдвижении от демократов. Лучше подождать до 1972 года.
Когда Кеннеди неохотно согласился с этим анализом, многие были одновременно и расстроены, и разгневаны. Лоуэнстайн ответил: «Людям, которые считают, что будущее и честь этой страны поставлены на карту из-за Вьетнама, наплевать, что думают мэр Дейли [Чикаго], губернатор Y и председатель Z. Мы сделаем это, и мы победим, и очень жаль, что вас нет с нами, потому что вы могли бы стать президентом». [1715]
1715
Chafe, Never, 271; O’Neill, Coming Apart, 361.
1716
Leuchtenburg, Troubled Feast, 204.
Когда Кеннеди наконец вступил в борьбу — после того, как праймериз в Нью-Гэмпшире показали уязвимость Джонсона, — он привел в ярость многих либералов, которые в начале года поддержали Маккарти. Они жаловались, часто с горечью, не только на то, что Кеннеди «труслив», но и на то, что его кандидатура расколет либеральный и антивоенный лагеря, выступавшие против политики Джонсона. В результате, предсказывали они после того, как 31 марта ЛБДж снял свою кандидатуру, вице-президент Хамфри, суррогат Джонсона, победит в президентской номинации демократов. В 1960 или даже в 1964 году многие либералы были бы рады такому исходу, поскольку Хамфри был убежденным сторонником гражданских прав и других социальных программ. Но, будучи вице-президентом, он проглотил сомнения по поводу войны и поддерживал политику Джонсона. В 1968 году он был анафемой для многих либералов-демократов.
Кеннеди, несмотря на эти недостатки, постепенно подрезал базу антивоенной и либеральной поддержки Маккарти. Это произошло не потому, что он был более ярым антивоенным деятелем, чем Маккарти. Напротив, хотя оба кандидата призывали прекратить американские бомбардировки и предоставить Национальному фронту освобождения роль за столом переговоров о мире и в последующей политической жизни Южного Вьетнама, Маккарти был готов заранее одобрить коалиционное правительство, включающее FNL, а Кеннеди — нет. Кеннеди заявил, что сохранит приверженность Америки Южному Вьетнаму и поддержит «ответные меры» против Севера, если это будет необходимо. Кеннеди также не был заинтересован в том, чтобы найти лучшие решения проблем внутренних районов. Он выступал за увеличение государственных и частных расходов на обустройство чёрных районов в городах. (Он сам вкладывал много собственных средств в такие усилия в нью-йоркском районе Бедфорд-Стайвесант). Этот подход получил лишь слабую поддержку со стороны многих людей, озабоченных расовыми проблемами в городах. Программа «озолочения гетто», говорили они, противоречит цели большинства людей, живущих там, — бегству. Если обогащение гетто сработает, в чём критики сомневались, это усилит расовое разделение. Маккарти, подчеркивая цель интеграции, осудил позицию Кеннеди и призвал вместо этого строить «новые города» на окраинах городов, чтобы чернокожие могли переехать и жить там, где есть работа. [1717]
1717
Matusow, Unraveling, 408.
Кампания Кеннеди разгорелась, потому что он казался гораздо более активным и красноречивым, особенно в вопросах расовых отношений, чем Маккарти. Когда Кеннеди узнал, что Кинг был убит, он проигнорировал советников, которые предупреждали его держаться подальше от взрывоопасных внутренних городов. Вместо этого он отправился в чёрный центр Индианаполиса — в то время он участвовал в праймериз в Индиане — где забрался на крышу автомобиля, чтобы трогательно рассказать о своей поддержке расового равенства. Он был так напряжен, так явно потрясен убийством, что некогда бурлящая толпа стала внимательной и почтительной. Позже он выступал как в бедных чёрных кварталах, так и в белых рабочих кварталах Гэри. Везде он выступал с одинаково откровенной и непатронируемой речью: осуждал расовые предрассудки, осуждал беспорядки, осуждал рост социального обеспечения, прославлял добродетели упорного труда. В частности, он взывал к идеализму и совести людей из среднего класса. Таким образом, он создал коалиции сторонников, которые преодолели расовые и классовые различия и принесли ему победу на праймериз. Тысячи либералов, осознав слабости Маккарти, перешли на сторону Кеннеди.
В оставшиеся несколько недель праймериз Кеннеди укрепил свою привлекательность в качестве защитника бедных американцев и американцев из рабочего класса. В Оклахоме он сожалел о бедности индейцев в резервациях; в Калифорнии он подружился с Чавесом; в Нью-Йорке он отождествлял себя с бедственным положением пуэрториканцев. Несмотря на то, что он проиграл праймериз Маккарти в Орегоне — единственный раз, когда Кеннеди не удалось победить на выборах, — он привлекал огромные и порой пугающе отзывчивые толпы почти везде, куда бы он ни приехал. Толпы людей теснились к нему и его встревоженным телохранителям; женщины пытались дотронуться до его волос. Не раз он выходил из толпы в разорванной одежде и с руками, кровоточащими от сотен ударов и пощечин, которые его осаждали. Политические обозреватели со стажем были поражены и потрясены сильными эмоциями, которые вызвал Кеннеди.
Кеннеди завершил свою захватывающую кампанию близкой, но решающей победой над Маккарти на ключевых выборах в Калифорнии в начале июня. Однако в момент своего триумфа он был смертельно застрелен Сирханом Сирханом, невменяемым арабским националистом, в коридоре лос-анджелесского отеля. Убийство и его последствия вызвали яркие воспоминания об убийстве Кеннеди четырьмя годами ранее. Когда тело Бобби везли на поезде из Нью-Йорка в Вашингтон, где он должен был быть похоронен рядом со своим братом, толпы плачущих и машущих американцев стояли вдоль путей. В Балтиморе тысячи людей пели «Боевой гимн Республики» ещё до появления поезда. Смерть Роберта Кеннеди нанесла ещё больший удар по и без того осажденным силам американского либерализма и опустошила людей, которые смотрели на него как на единственную оставшуюся надежду на исцеление раздробленной нации.