Большой космос (сборник)
Шрифт:
— Принято, — сообщил Пётр невидимым микрофонам, которыми коридор технического уровня нашпигован сверх меры. Беззвучно юноша добавил, где он хотел видеть этого шкипа. И отправился в рубку.
Шкипер Поль Мирер сидел за центральным процессором транспорта и лениво перебирал пальцами по клавиатуре. Большая планетарная база уже была развёрнута, и рубка «Евразии» использовалась исключительно для сбора астрофизических и тектонических сведений о системе. На данном этапе нейрошурф не требовался, и Мирер вполне обходился тактильно-визуальным контактом
— Радости, — произнёс Пётр, заходя в рубку.
— Радости, — машинально откликнулся Мирер. — Какого космоса на лифте вытворяешь? В последний дрейф торопишься?
— Я на трёх четвертях торможение начал, — обиделся Пётр.
— Думаешь, я сплю за процессором? — фыркнул Мирер. — Вот смотри.
Мирер пробежался тонкими пальцами по клавиатуре.
— Ну и? — Пётр выжидающе уставился на Мирера.
— Три четверти, — удивлённо хмыкнул Мирер. — Визуально казалось больше.
— Когда кажется — вышку надевать надо, — ядовито заметил Пётр.
— А скажи мне, умник, на какой дистанции торможение включать положено. По уставу.
— Рекомендовано на двух третьих. Но частности зависят от абсолютного расстояния, скорости и допустимой перегрузки.
— Во! Две трети, а не три четверти. Как наложу взыскание…
— А кэпу ты это чём мотивируешь? Мол, такой нехороший Пётр Стоянов на трёх четвертях тормозить начал. А он мне наоборот — благодарность, потому как спейсеры поголовно до четырёх пятых даже не шевелятся.
— Умный, — буркнул Мирер, пряча ухмылку в усы. — Лучше бы в колодец спустился.
— А что я там забыл? — просто улыбнулся Пётр. — Сфотографироваться с красными булыжниками, кое-где оставшимися после терраформирования? Оставь это сетлерам.
— А ты, я смотрю, крутой спейсер… — Мирер подавил усмешку. — Хочешь, на торпедах дистанцию пройдём? Я тебя сделаю.
Торпедой, разумеется, назывался не примитивный морской агрегат докосмической эпохи, двигающийся за счёт установленной на хвосте вертушки — аналог такого аппарата просто не смог бы перемещаться в условном вакууме. На космическом арго торпедой звали линейный бот с кормовыми ускорителями, на котором маневровые двигатели были не предусмотрены. Чисто пройти на торпеде сложную траекторию достаточно проблематично, что, впрочем, и послужило залогом успеха гонок на этих агрегатах.
— На что спорим? — флегматично спросил Мирер.
— Желание? — предположил Пётр.
— Два желания, — сделал контрпредложение Мирер.
— Согласен. Смотри, что это у тебя? — Пётр кивком указал на плазменный экран.
— Где? — Мирер лениво скользнул взглядом по дисплею.
— Вон тот ромбик в правом углу! Видишь? Смотри, смотри, пополз!
— Это не ромбик пополз, это планета вращается!
Надо сказать, что планета, несмотря на практическое окончание терраформирования, ещё не имела названия. Сетлеры пока не определились, как они будут называть мир, который станет их новой родиной, а экипаж транспорта со своим извечным презрением ко всему, что имеет гравитацию,
— Мне показалось, что он сдвинулся относительно вон того горного массива, — не отступал Пётр.
— Глюк, — отозвался Мирер. — Пустотная болезнь. Ты бы лучше что-нибудь из классики почитал. «Как покоряли Марс», например. Или «Лучший экипаж Солнечной». Я этот диск на столе у Кока видел.
Коком на транспорте называли механика пищевых установок. Он добродушно ворчал, реагируя на прилипшее к нему прозвище, однако нисколько не возражал. Прозвище это, как выяснил Пётр, было заимствовано из терминологии ещё докосмической эры. Как и положено любому коку, у него была звезда героя Солнечной, а так же лиловый значок «двести десантирований».
— В космос Кока! — возмутился Пётр. — Ты мне лучше путём объясни, что это за ромбик.
— Стандартный тектонический разлом класса «Прайм». При терраформировании частенько всякая фигня случается.
— А что за порода там выскочила?
— Сейчас глянем. Думаю, кремний вкупе с двухвалентным оксидом железа… Ого!
Последнее восклицание Мирера явно относилось к данным по разлому, поскольку других источников, достойных удивления, в рубке не наблюдалось.
— Ну? Не томи! — Пётр нетерпеливо плясал вокруг своего более опытного товарища.
— Практически чистый цирконий. Плюс фоновые следы эйнштейния и тулия.
— Это может быть естественным месторождением? Насколько данные элементы характерны для этой планеты?
— Ни для этой планеты, ни для этой галактики данные элементы в таких концентрациях нехарактерны. Про закон возрастания энтропии слышал?
— Слышал, не маленький. Ты думаешь, это они?
— Они? — переспросил Мирер.
— Иной разум. Пришельцы. Ксеноморфы.
Поль понимающе усмехнулся.
— Ну, пришельцами-то для них как раз будем мы. Если долетим.
— В смысле?
— Судя по всему, это корабль. Планета до терраформирования была необитаема. Значит, межзвёздные технологии. Стоит обшарить ближайшие системы. Хотя есть шанс, что этому кораблю уже много тысячелетий. Их цивилизация давно могла погибнуть.
— И что нам теперь делать? — растерялся Пётр.
— Тебе ничего. Отойди в сторонку и постарайся не путаться под ногами. Сейчас здесь слишком много народа будет.
— В смысле? — Не понял Пётр, но Мирер уткнулся в клавиатуру.
Ушной имплантат пронзительно заверещал, а потом в нём раздался механистичный голос:
— Внимание, всем свободным от вахты членам экипажа срочно явиться в рубку. Повторяю. Всем свободным от вахты членам экипажа…
2
Нехватка места серьёзно давила на мозги. Рубка была весьма просторной и могла без проблем вместить экипаж «Евразии», но привыкшие к пустоте спейсеры чувствовали себя не в своей тарелке. Пётр смотрел на экран и молчал. Синхронно молчали остальные члены экипажа. Пауза перерастала в растерянность.