Бородинское поле
Шрифт:
огорчением размышлял Брусничкин, пока хозяин накрывал на
стол, и в его влажных глазах появилось что-то хищное. -
Неужто прогадал, когда просил редактора издательства
направить рукопись на рецензию именно генерал-лейтенанту,
профессору, доктору военных наук Макарову? Попробуем
уломать. Надо как-то переменить этот натянутый, прохладный
тон разговора. Но как? Характерец у этого Глеба тот еще!"
Макаров поставил на стол сразу три
коньяк и вино. Пошел за закуской. А Брусничкин все
размышлял: "Не желает переходить на "ты", это неспроста.
Держит дистанцию. Важничает. Ничего - мы тоже кое-что
можем и значим на этой грешной земле". Сказал вошедшему с
тарелками Макарову:
– Мм-да, а квартирку вам все-таки надо менять.
Представьте себе: дочь вышла замуж, зятя привела, пойдут
внуки, теснота, неудобство. А вам нужен покой. Возраст
требует покоя.
– И холодная расчетливость прозвучала в его
словах.
– Нынешние молодожены предпочитают жить отдельно от
родителей, - ответил Макаров, но Брусничкин продолжал с
упрямой настойчивостью:
– Или, скажем, гости собрались. Нет, четыре комнаты
нужно. Мы с Ариадной вдвоем занимаем четыре комнаты. И
представьте себе, в самый раз: спальня, мой кабинет,
гостиная, кабинет жены.
"Хвастается", - решил Макаров, не догадываясь, к чему
клонит гость. А клонил он к вполне определенному,
конкретному.
– А то давайте, пока есть такая возможность. Я могу
посодействовать.
– В смысле?
– не совсем понял Макаров.
– Получить четырехкомнатную квартиру.
– Да нет, спасибо, Леонид Викторович, - как-то даже
смутился Макаров.
– Нам это ни к чему. У меня кабинет есть, ну
а Саше, Александре Васильевне, он и не нужен. - Тон
генерала мягкий, снисходительный.
"Осечка", - мысленно подосадовал Брусничкин, а
Макаров подумал: "Хвастается или на самом деле имеет такую
возможность? Впрочем, все равно". И, подавляя чувство
отвращения, предложил:
– Вы как - водку, коньяк?
Брусничкин предпочитал коньяк и был удивлен, что
Макаров пьет сухое вино. После второй рюмки Леонид
Викторович еще больше оживился и незаметно перешел на
"ты", нахваливал свою молодую жену, рассказывал пикантные
подробности об одном министре и знаменитом академике, с
которыми был на короткой ноге, но к главному, во имя чего,
собственно, и приехал, все никак не подходил, ждал, когда
начнет хозяин. И Макаров начал прямо, без обиняков:
– Прочитал я ваши "Записки". Внимательно
–
Он сделал долгую, многозначительную паузу, словно не
решаясь произнести последующие слова. Взгляды их
встретились: выжидающий, покорный Брусничкина и
собранный Макарова.
– Не понравилось?
– упредил вопросом Брусничкин.
– Да, не понравилось, - подтвердил Макаров, не сводя с
гостя прямого, открытого взгляда. - У меня есть серьезные,
принципиальные замечания.
– Что ж, готов выслушать с глубокой признательностью.
Макаров пошел в кабинет, взял листок, исписанный
мелким почерком, и пункт за пунктом высказал свои суждения.
К его удивлению, Брусничкин не перебивал, слушал с
преувеличенным вниманием, и по выражению его лица
невозможно было понять: соглашается или возражает.
– Вот вы пишете о подвиге какого-то журналиста
Эйдинова, который вместе с каким-то эстрадным куплетистом
Ромой в боях за Артемки проявил чудеса героизма, - все
больше возбуждаясь, говорил Макаров, и в глазах его
светилась беспощадная холодная решимость. - Я
интересовался в Бородинском музее, спрашивал товарищей,
участвовавших в боях за Артемки. Никто не слышал даже
фамилии этого Эйдинова. Не было, говорят, такого. Откуда вы
взяли?
– Мне рассказывал сам Рома, Роман Григорьевич. Он
живет в Москве, а Эйдинов - в Минске. С ним я
переписываюсь. У меня есть его письма, - впервые отозвался
Брусничкин на замечания Макарова, и его ищущий
конфузливый взгляд заметался по комнате.
– А если оба они врут, если ничего этого не было, о чем
вы написали? Может, они вообще не участвовали в битве за
Москву. . После выхода в свет вашей книги они потребуют для
себя Золотые Звезды Героя. Может такое быть?
– Вообще-то, пожалуй, ты прав. Я как-то привык верить
людям. Хочется доверять. Но, конечно, люди всякие бывают.
Что касается Романа Григорьевича, то он производит
впечатление человека вполне порядочного. Впрочем, кто его
знает, я познакомился с ним в компании интеллигентных
людей, потом встречался два-три раза. Конечно, тут нужна
осмотрительность. Насчет последствий, всяких там притязаний
на звание Героя, я как-то не подумал. А вообще такое
исключать нельзя. Ах, да что там!
– Леонид Викторович поднял
рюмку и заговорил, отрывисто выталкивая слова: - Дорогой
Глеб Трофимович, много еще разного дерьма болтается на