Бородинское поле
Шрифт:
может. И Гоголев Александр Владимирович тоже смог бы".
Мотор внезапно заглох, и Глеб услышал звонкий мужской
голос:- Товарищ командующий, тридцать вторая дивизия после
ожесточенного рукопашного боя овладела высотой двести
шестьдесят один... Тело полковника Полосухина доставлено в
Можайск. Нужно решить, где его хоронить. Есть мнение
похоронить на Бородинском поле.
– В Можайске будем хоронить, - ответил густой бас, в
котором Глеб узнал
– Можайск - составная
часть Бородинского поля. Понимаете, полковник, Бородинское
поле раздалось теперь вширь... Вширь и вглубь.
– Понятно, товарищ командующий.
– А это что за "санитарка", откуда и куда? - спросил
командарм.
И Глеб догадался, что речь идет о машине, в которой
находится он.
– Везет в госпиталь раненого командира артполка
полковника Макарова.
– Макарова? - В голосе командарма Глеб уловил
тревожные нотки.
– Когда же его?.. И серьезное ранение?
– А вот санинструктор от них.
– Ранение серьезное, товарищ генерал, но не опасное, -
услышал он ясный голос Саши.
– Будет жить?
– Будет, товарищ генерал, - уверенно ответила Саша.
– Он в сознании?
– Уснул, товарищ генерал, после инъекции.
Глебу хотелось крикнуть: "Я уже проснулся!" Он открыл
глаза и увидел перед собой Колю.
– Коля? Это ты? Живой?
– не воскликнул, а как-то робко,
неуверенно проговорил Глеб, и голос его пропал в гуле мотора.
Глеб снова легонько прикрыл глаза. "Не сон ли это?" - спросил
самого себя и почувствовал, как кто-то вошел в машину и сел
рядом. И когда вошедший взял его руку, нащупывая пульс, он
сразу догадался, что это она. Рука ее была теплая и нежная, и
это ее тепло жаркой струйкой побежало к нему по руке и
разлилось по всему телу приятной волной.
Машина тронулась. Глеб открыл глаза и увидел напротив
сидящего Колю, который внимательно и сосредоточенно
смотрел на него в упор. Глеб улыбнулся долгой улыбкой и тихо,
с душевной теплотой произнес, переводя взгляд на Сашу:
– Значит, не сон. Жив, сынок. А мы так за тебя
волновались. Где ж ты побывал?
– Молчите... Вам нельзя, - тихо и нежно прошептала
Саша.
А Коля сказал:
– Я в сено спрятался, когда немцев увидел. Они к стогам
не подходили. А потом Иосифа встретил.
Глеб одобрительно кивнул, и лукавая ободряющая
улыбка сверкнула в его глазах.
– Как вы себя чувствуете? - спросила Саша голосом,
полным нежности и обожания.
– Нормально, - ответил он и, взяв ее руку в свою,
продолжал медленно,
это. Важно, что мы живы, что мы вместе, что Бородинское
поле очистили от фашистов, что мы наступаем и будем
наступать до самого Берлина. До самой победы. Верно,
сынок?
Коля молча кивнул, а Саша крепко пожала руку Глеба, и
лицо ее запылало. А Глеб, не выпуская ее руки и глядя на
Колю, продолжал:
– После победы начнем новую жизнь. Начнем, Коля?
Вместе. Как, Александра Васильевна, согласна?
– Молчите, Глеб Трофимович, вам нельзя.
– Ясная улыбка
осветила ее пылающее лицо, а глаза блестели счастьем. Она
задыхалась от прилива чувств.
– Почему нельзя? Можно, - продолжал он неторопливо.
–
О жизни всегда можно. Думать, говорить, мечтать... Коля
пойдет учиться...
Саша приложила ладонь к его губам и, наклонившись
над ним, прошептала в глаза:
– Молчите же. Лучше я буду говорить, а вы слушайте.
Он поцеловал ее ладонь и сказал:
– Говори, Сашенька, - впервые назвав ее так.
– Кончится война, высохнут слезы вдов и матерей, -
медленно начала Саша, держа его руку, - зарубцуются раны -
телесные и душевные, вырастут дети, пойдут внуки. И будет у
них красивая, распрекрасная жизнь. Будет у них счастье.
– У них? Почему только у них? А у нас? У нас, Сашенька,
будет счастье вдвойне. Проливать кровь за Отечество - это
самое великое счастье на земле. Умирать за Отечество -
значит уходить в бессмертие. Как Виктор Иванович Полосухин,
как Александр Владимирович Гоголев, как Кузьма Акулов.
Верно я говорю, сынок?
Он опять ласково улыбнулся Коле и устало прикрыл
глаза. И от этого простого, задушевного и такого теплого слова
"сынок" в Саше пробудилось что-то первобытное, мятежное,
ненасытное, и она, не стесняясь сына, пылко прильнула к лицу
Глеба.
Загорск, 1971-1975 гг.
КНИГА ВТОРАЯ
ДЕСЯТЬ ЛЕТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Генерал-лейтенант Макаров Глеб Трофимович, по-
домашнему расположившись на широкой, такой обжитой и
уютной тахте, читал только что полученное письмо от Лены.
Дочь писала издалека, из студенческого строительного отряда.
Читал и мысленно говорил себе: "Как всегда - сплошные