Бородинское поле
Шрифт:
впечатление, что всякий, кто становится в положение
эксплуататора по отношению к эксплуатируемому, - еврей".
Статья Филиппа Боноски раздражала Оскара тем, что
автор откровенно говорил о той суровой действительности, о
которой, по мнению Оскара, не следовало бы говорить вслух.
Оскар опасался возникновения американского нацизма с
каким-нибудь фюрером во главе. Он хорошо знал историю
зарождения национал-социалистской партии в Германии и
прихода
способствовавшие шовинистическому угару в Германии. Почва
для подобного угара существует и в США. Вспышкой,
сигналом, последней каплей может стать экономический крах в
результате истощения природных ресурсов, загрязнения
окружающей среды и какого-нибудь стихийного бедствия.
Нина Сергеевна слушала его рассеянно, и плотно
обложившие ее невеселые думы мешали усваивать то, о чем
говорил муж. Она давно замечала, что у Оскара есть другая
жизнь, скрытая от нее, - не девчонки, не увлечение
кинозвездами, а что-то более серьезное, глубокое и
масштабное, чего он не хочет или не может доверить ей,
своему испытанному другу.
Нина Сергеевна медленно, с величавой и совсем не
наигранной усталостью поднялась и сказала просто и тепло:
– Я пойду к себе. Покойной ночи, Оскар.
– Покойной ночи, дорогая. Все будет хорошо.
Оскар оставался сидеть в кресле напротив выключенного
телевизора. В гостиной было темно. Лишь свет от наружного
фонаря, проникающий через большое окно, бросал на ковер
зыбкое и неяркое пятно. Оскар ощущал гнетущую тяжесть во
всем теле. Он знал, что это не физическая усталость, а что-то
другое, серьезное и глубокое, давно поселившееся в его душе
и время от времени дающее о себе знать, как больная мозоль,
на которую нечаянно наступят. "Культ насилия - это вирус
неизлечимой болезни, - мысленно соглашался он с мнением
жены.
– Больное общество, без идеи, - это уже не общество, а
сброд, где все шатко и непрочно. Вьетнам это наглядно
показал. А случись испытание посерьезней, что тогда? Беда
обычно сплачивает нацию, объединяет, это верно. Но нацию. А
подходит ли понятие нации для Америки, вот вопрос!"
И на этот вопрос у Оскара Раймона не было
определенного ответа.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Виктор Раймон не любил парные вылеты на бомбежку.
Куда лучше в группе, когда идет армада в полсотни самолетов
волнами. Один заход на цель, удар, разворот, потом еще заход.
В стае оно как-то спокойней и уверенней, когда чувствуешь
рядом крыло
две машины шли на бомбежку рисовых полей. Второй самолет
вел Дэсмонд Рили - парень из Детройта, прибывший во
Вьетнам вместе с Виктором. Рили шутил:
– Сегодня мы вроде фермеров: летим на уборку урожая.
– Нет, Дэси, скорее, на посевную, - возразил Виктор,
шагая к самолету вместе со своим штурманом Дэвидом Куни,
который, в отличие от долговязого, гибкого в талии Раймона,
был невысок ростом, но широкоплеч и приземист - большая
круглая голова его без шеи лежала на плотном туловище как-
то смешно и нелепо, напоминая колобок.
– А почему посевную?
– спросил Куни командира сиплым,
подпорченным то ли простудой, то ли виски голосом.
– Потому что будем сеять шарики, начиненные
стальными зернами, - вяло ответил Виктор, шагая широко и
глядя себе под ноги. Он был не в настроении: вчера на
поминках по бывшему штурману Бобу Тигу перебрал и сегодня
чувствовал себя прескверно. Куни многозначительно и с
удовлетворением сказал, растягивая слово по слогам:
– Понятно, - и бездумно посмотрел на лазоревое небо.
"Понятно" означало, что самолеты загружены
кассетными бомбами. В каждой кассете - тысяча шариков,
начиненных шрапнелью. Бомбы эти предназначены
исключительно для поражения живой цели. Их разбрасывают
по площадям. Кроме кассет на самолете были две фугасные
бомбы, для разрушения ирригационных дамб, и бомбы,
сделанные под игрушки, - эти специально для детей. Найдет
ребенок такую "игрушку" в поле пли возле дома, возьмет в руки
и... был таков. Забавляется Пентагон, "шутит" с вьетнамскими
ребятишками. Дэвиду Куни подобные шуточки нравятся: для
него все равно, что старики, что дети - все они вьетконговцы и,
следовательно, враги. А врагов он привык убивать. И совсем
не важно, чем убивать и как. К убийству у него страсть и
призвание - так он говорит сам и этим гордится. У него
немалый опыт разбоя. В шестьдесят седьмом году, во время
"шестидневной войны", он летал на "миражах". За шесть
знойных дней он хорошо заработал. Убитых не считал - считал
доллары. И теперь считает - у него уже кругленькая сумма, и он
знает, как распорядиться ею, когда возвратится домой. Все
рассчитано и продумано. Дэвид Куни не прогадает: старые
доллары будут плодить новые. Он еще молод, у него все
впереди. По крайней мере, многие миллионеры - ему это