Бородинское поле
Шрифт:
не видел никакого шанса пробраться к своим. Лучшим
вариантом он считал плен, худшим - смерть. Притом
последний вариант разделялся на несколько возможных:
смерть от партизанской пули, от змеиного яда, наконец,
голодная смерть. Но предположим, плен. Как вьетконговцы
обращаются с пленными американцами? Он не знал. Конечно,
их отправят в Северный Вьетнам, поскольку американцы
фактически ведут необъявленную войну с Ханоем, бомбят
северовьетнамские
допросят. Возможно, будут пытать. А затем убьют. И никто не
узнает, никто не докажет, что они были взяты в плен. Пропали
без вести, и только. Генерал Перес говорил, что коммунисты
ни с чем не считаются: что им Женевская конвенций, всякий
там Красный Крест.
Перес люто ненавидит коммунистов, какой бы
национальности они ни были: американские, русские или
вьетнамские. Все они одинаковы.
А что думает Виктор о коммунистах? Они для него враги,
коль он с ними воюет. Какие они вблизи, он никогда не видел.
Однажды, когда он еще учился в колледже, Виктор
попросил сестру Наташу рассказать о своем отце. "Зачем
тебе? Он мертв. Зачем его беспокоить?" - резко и
недружелюбно ответила ему Наташа. Но Виктор проявлял
настойчивость: "Он был советский офицер?" "Он был храбрый
офицер, он сражался с фашистами", - ответила Наташа, и в ее
словах и во взгляде Виктор почувствовал нежность. "Он был
коммунист?" - спросил тогда Виктор. "Да, коммунист. Он был
честный человек, не любил несправедливости, лицемерия,
фальши, лжи". Потом она сказала: "Надеюсь, ты маму не
спрашивал о моем отце?" - "Нет".
– "Вот и молодец, ты умница,
Вик". Это он запомнил. Но с отцом своим все же как-то завел
разговор о коммунистах. Он спросил Оскара: "Папа, а
коммунисты всегда плохие?" - "В принципе - да, плохие. А
вообще-то бывают разные. Я знал по концлагерю двух
коммунистов: итальянца и француза. Они неплохие
джентльмены". - "Они и сейчас... живы?" - "Да, они,
коммунисты, работают в своих партиях. Я повторяю, Виктор,
коммунисты бывают разные".
Теперь, вспоминая тот давний разговор, Виктор подумал:
"А какие они, коммунисты Вьетнама, - плохие или хорошие? За
что, собственно, они должны нас убивать, что мы им сделали?"
Подумал - и осекся. Как что? А бомбы? Шариковые бомбы на
беззащитных людей, бомбы-"игрушки" для детей. Смерть,
смерть, смерть. Это была неприятная мысль, от нее хотелось
поскорее отмахнуться. "Мы выполняли приказ командования.
Пусть отвечает генерал Абрамс вместе с президентом". Но, к
сожалению, по вьетнамской земле,
джунглям, шагают не Абрамс с президентом, а Раймон с Куни,
уходят все дальше и дальше от того района, где они посеяли
смерть, уходят от своих жертв, спасаясь от возмездия. А оно
неминуемо и неотвратимо. Виктор в этом не сомневается.
2
Под вечер, непривычные к подобным путешествиям,
уставшие до такой степени, что, кажется, не в состоянии
сделать и сотни шагов, они вышли из густого леса на опушку,
от которой начиналась большая поляна, мелкий кустарник на
ней и редкие широколистые пальмы. И первое, что им
бросилось в глаза, - среди пальм, на краю поляны,
характерная кровля пагоды. Это было первое строение,
оказавшееся на их пути. Людей, потерпевших
кораблекрушение, радует наконец появившийся берег. Для
Раймона и Куни таким берегом была изогнутая крыша
буддийского храма. Но она не радовала, а настораживала,
тревожила и пугала. Там могли быть люди, а они опасались
расплаты за содеянное зло.
От опушки в сторону пагоды тянулась бамбуковая
изгородь. Прячась за кустами минут десять, они
всматривались в сторону строения, ловя каждый звук и шорох.
Но не было ничего, что бы говорило о присутствии поблизости
людей. И тогда они, с трудом переставляя отекшие ноги,
сутуло и беспечно побрели вдоль изгороди. Виктор шагал
впереди, ступая медленно и тяжело, понуро глядя перед собой
и не поворачивая головы. Куни трусил рысцой в пяти шагах от
своего командира, воровато оглядываясь по сторонам.
Пагода оказалась полуразрушенной. Ее кровля каким-то
чудом держалась на деревянных, причудливой резьбы
колоннах. Тонкий орнамент колонн был сильно поврежден
осколками бомб. Кирпичный пол завален мусором
обвалившегося угла потолка, старыми циновками и битым
оконным стеклом. Посредине храма лежала разбитая статуя
Будды. Виктор поднял с пола две циновки, оттащил в дальний
темный угол и устало опустился на них. Думать ни о чем не
хотелось, ему вообще не хотелось ничего. Полнейшая апатия и
безразличие. Пусть приходят партизаны и забирают его, пусть
делают, что хотят, но сам он не в состоянии встать.
Куни, стоя посредине храма, оценивающе осмотрел пол,
стены, потолок, пнул ногой статую Будды, сказал:
– Видно, наши парни неплохо поработали.
В ответ Виктор недовольно поморщился, и тогда Куни
шепнул ему:
– Пойду на разведку, - и удалился в проем стены.