Бородинское поле

Шевцов Иван Михайлович

справедливости ради, он заметил, что дивизия понесла от

бомбежки серьезные потери в людях и технике. Главное, что

помешало дивизии наступать на Мценск, произошло потом,

после бомбежки. Внезапно на дивизию набросились советские

танки. Они расстреливали неприятеля с короткой дистанции и

за каких-нибудь двадцать минут подожгли шесть танков и

скрылись в восточном направлении в лесном массиве,

который тотчас же бомбили срочно вызванные "юнкерсы".

Сообщение

это взбесило Гудериана: происходит что-то

невероятное: и ночью, и средь бела дня его армия

подвергается неожиданным атакам русских танков, которые

наносят удар и тут же бесследно и, главное, безнаказанно

исчезают. Только решительной победой, только жестоким

разгромом мценской группировки - теперь уже, для оправдания

своих потерь, немцы называли корпус Лелюшенко

группировкой - можно смыть позор сегодняшнего дня. Завтра

Мценск должен быть взят!..

Уставившись на командующего авиацией холодным,

жестоким взглядом, Гудериан сказал:

– Танки уничтожат то, что уцелеет от бомбежки. Я

надеюсь, что завтра наша авиация возьмет реванш

десятикратно.

Командующий авиацией быстро поднялся, но Гудериан

повелительным жестом осадил его; и взгляд, и этот жест

говорили: не надо клятвенных заверений, нужны дела.

– Я требую дел. В последний раз требую.

Гудериан больше не задерживал своих подчиненных.

Не задерживал долго приглашенных на ночное

совещание командиров частей и соединений и генерал-майор

Лелюшенко. Для его корпуса это была бессонная ночь.

Танкисты Лаврененко и Гусева оборудовали ложный

рубеж, охранять который было приказано взводу лейтенанта

Макарова. Игорь расположил свои два танка не в роще, где из

груд хвороста торчали тринадцать бревен - ложных стволов, а

в неглубокой, с покатыми краями балке, прикрыв их сверху

маскировочной сеткой. Танки стояли небольшим уступом на

расстоянии ста метров друг от друга. Вперед на опушку

рощицы были выдвинуты четыре пограничника во главе с

лейтенантом, вооруженные противотанковым ружьем и

автоматами. Между пограничниками и танками метров пятьсот

по прямой, а если идти балкой, то и весь километр наберется.

Зрительная связь хорошая, разговаривают при помощи

флажков. Днем, конечно. А ночь, хотя она и долгая, быстро на

этот раз пролетела. Пограничники отрыли на опушке рощи

глубокие щели на случай бомбежки, кое-где впереди себя

кустарник вырубили, чтоб обзору не мешал.

Игорь Макаров с часок ухитрился вздремнуть под утро.

Вылез

из танка и первым делом на небо посмотрел: чистое,

без единого облачка, - значит, будет жарко на земле и в

воздухе. В балке дымился холодный туман, на броне танка

лежала матовая роса. Видимость до трехсот метров. Тишина

показалась Игорю подозрительной, какой-то натянутой,

зловещей. Возле танка дежурил новый механик-водитель,

заменивший убитого в Орле.

– Что немцы?
– сухо спросил Игорь, взглянув на механика

скользящим взглядом.

– Молчат, товарищ лейтенант.

Не сказав больше ни слова, Макаров направился ко

второму танку. Сидевший на башне Кавбух легко спрыгнул на

землю.

– Что не спишь, Главбух? - В голосе лейтенанта -

дружеская теплота.

– Пробовал, и никак не получилось. Куда-то подевался

сон. Сам не знаю. Считай, две ночи подряд. И не тянет, - глухо,

вполголоса, чтоб не разбудить дремлющих в танке товарищей,

заговорил Кавбух. - А бывало, как не поспишь положенную

норму - ну никаких силов тогда нет, на ходу буду дремать. За

полчаса сна готов все отдать. А тут и сам не пойму, почему так.

– А фрицы небось дрыхнут. Вот бы накрыть их, - сказал

Игорь.

– Раз на раз не приходится. Война - дело такое: или ты

накроешь, или тебя накроют. Вон Бурда - всей ротой накрылся.

А какие ребята! Взять хотя бы Петю Молчанова. Это ж хлопец

золотой, я тебе скажу.

– А сам Саша Бурда, по-твоему, что, медный?

– Да Бурду-то я плохо знаю. А с Петей Молчановым мы в

учебном батальоне вместе служили. Жалко хлопца.

– А ты не спеши их хоронить, Добрыня Никитич.

– Тут дело такое - спеши не спеши, а хлопцев нет. Если б

живы были - уже объявились бы. Сон я видел, командир...

– Да брось ты свои сны, - перебил недовольно Макаров.

Он называл Кавбуха фаталистом.
– Я вот никаких снов не вижу.

– Никогда?
– удивился Кавбух с некоторым недоверием в

хитроватых глазах.

– Никогда. И не знаю, что это такое - сновидения, -

неправду сказал Макаров.

– Быть того не может. Значит, у вас, командир, нервов

совсем нет, - решил Кавбух.

– А что ж у меня, по-твоему, вместо нервов?

Кавбух не успел ответить: в стороне Орла в небе

послышался характерный привычный гул.

– Летят, - сказал Кавбух, всматриваясь в горизонт.

– Пожалуй, я пойду к своему танку, - решил Макаров.

Но Кавбух торопливо замотал головой: