Бородинское поле
Шрифт:
справедливости ради, он заметил, что дивизия понесла от
бомбежки серьезные потери в людях и технике. Главное, что
помешало дивизии наступать на Мценск, произошло потом,
после бомбежки. Внезапно на дивизию набросились советские
танки. Они расстреливали неприятеля с короткой дистанции и
за каких-нибудь двадцать минут подожгли шесть танков и
скрылись в восточном направлении в лесном массиве,
который тотчас же бомбили срочно вызванные "юнкерсы".
Сообщение
невероятное: и ночью, и средь бела дня его армия
подвергается неожиданным атакам русских танков, которые
наносят удар и тут же бесследно и, главное, безнаказанно
исчезают. Только решительной победой, только жестоким
разгромом мценской группировки - теперь уже, для оправдания
своих потерь, немцы называли корпус Лелюшенко
группировкой - можно смыть позор сегодняшнего дня. Завтра
Мценск должен быть взят!..
Уставившись на командующего авиацией холодным,
жестоким взглядом, Гудериан сказал:
– Танки уничтожат то, что уцелеет от бомбежки. Я
надеюсь, что завтра наша авиация возьмет реванш
десятикратно.
Командующий авиацией быстро поднялся, но Гудериан
повелительным жестом осадил его; и взгляд, и этот жест
говорили: не надо клятвенных заверений, нужны дела.
– Я требую дел. В последний раз требую.
Гудериан больше не задерживал своих подчиненных.
Не задерживал долго приглашенных на ночное
совещание командиров частей и соединений и генерал-майор
Лелюшенко. Для его корпуса это была бессонная ночь.
Танкисты Лаврененко и Гусева оборудовали ложный
рубеж, охранять который было приказано взводу лейтенанта
Макарова. Игорь расположил свои два танка не в роще, где из
груд хвороста торчали тринадцать бревен - ложных стволов, а
в неглубокой, с покатыми краями балке, прикрыв их сверху
маскировочной сеткой. Танки стояли небольшим уступом на
расстоянии ста метров друг от друга. Вперед на опушку
рощицы были выдвинуты четыре пограничника во главе с
лейтенантом, вооруженные противотанковым ружьем и
автоматами. Между пограничниками и танками метров пятьсот
по прямой, а если идти балкой, то и весь километр наберется.
Зрительная связь хорошая, разговаривают при помощи
флажков. Днем, конечно. А ночь, хотя она и долгая, быстро на
этот раз пролетела. Пограничники отрыли на опушке рощи
глубокие щели на случай бомбежки, кое-где впереди себя
кустарник вырубили, чтоб обзору не мешал.
Игорь Макаров с часок ухитрился вздремнуть под утро.
Вылез
без единого облачка, - значит, будет жарко на земле и в
воздухе. В балке дымился холодный туман, на броне танка
лежала матовая роса. Видимость до трехсот метров. Тишина
показалась Игорю подозрительной, какой-то натянутой,
зловещей. Возле танка дежурил новый механик-водитель,
заменивший убитого в Орле.
– Что немцы?
– сухо спросил Игорь, взглянув на механика
скользящим взглядом.
– Молчат, товарищ лейтенант.
Не сказав больше ни слова, Макаров направился ко
второму танку. Сидевший на башне Кавбух легко спрыгнул на
землю.
– Что не спишь, Главбух? - В голосе лейтенанта -
дружеская теплота.
– Пробовал, и никак не получилось. Куда-то подевался
сон. Сам не знаю. Считай, две ночи подряд. И не тянет, - глухо,
вполголоса, чтоб не разбудить дремлющих в танке товарищей,
заговорил Кавбух. - А бывало, как не поспишь положенную
норму - ну никаких силов тогда нет, на ходу буду дремать. За
полчаса сна готов все отдать. А тут и сам не пойму, почему так.
– А фрицы небось дрыхнут. Вот бы накрыть их, - сказал
Игорь.
– Раз на раз не приходится. Война - дело такое: или ты
накроешь, или тебя накроют. Вон Бурда - всей ротой накрылся.
А какие ребята! Взять хотя бы Петю Молчанова. Это ж хлопец
золотой, я тебе скажу.
– А сам Саша Бурда, по-твоему, что, медный?
– Да Бурду-то я плохо знаю. А с Петей Молчановым мы в
учебном батальоне вместе служили. Жалко хлопца.
– А ты не спеши их хоронить, Добрыня Никитич.
– Тут дело такое - спеши не спеши, а хлопцев нет. Если б
живы были - уже объявились бы. Сон я видел, командир...
– Да брось ты свои сны, - перебил недовольно Макаров.
Он называл Кавбуха фаталистом.
– Я вот никаких снов не вижу.
– Никогда?
– удивился Кавбух с некоторым недоверием в
хитроватых глазах.
– Никогда. И не знаю, что это такое - сновидения, -
неправду сказал Макаров.
– Быть того не может. Значит, у вас, командир, нервов
совсем нет, - решил Кавбух.
– А что ж у меня, по-твоему, вместо нервов?
Кавбух не успел ответить: в стороне Орла в небе
послышался характерный привычный гул.
– Летят, - сказал Кавбух, всматриваясь в горизонт.
– Пожалуй, я пойду к своему танку, - решил Макаров.
Но Кавбух торопливо замотал головой: