Бородинское поле
Шрифт:
Жуткую картину представляла роща. Пахло гарью и дымом.
Копны - ложные танки - были разметаны.
Замаскировав машины в кустах, Макаров и Кавбух пошли
к двум пограничникам, стоявшим возле глубокой воронки. Оба
с автоматами. Серые лица испачканы землей. Смотрят в
сторону Орла, откуда доносится характерный рокот моторов.
Где-то там, еще далеко, идут танки. Метрах в трехстах от
опушки прямо на поле догорает немецкий самолет. Ветер
доносит
– Это кто его? - Макаров кивает в сторону обломков
самолета.
– Лейтенант. Из противотанкового ружья, - отвечает
сержант.
– Он где, лейтенант?
– спрашивает Макаров, и в голосе
его звучит напряженная настороженность.
– Здесь... - Сержант делает вялый жест рукой на
огромную воронку и печально прибавляет: - И Шишков тут,
вместе с лейтенантом был. Прямое попадание.
Макаров и Кавбух подходят к краю воронки.
– Вот она, смерть, какая - и хоронить нечего, - сокрушенно
говорит Добрыня. - Сожгло - и прах развеяло-разметало в
чистом поле.
– Как фамилия лейтенанта?
– спрашивает Игорь.
– Не знаю.
– Сержант пожимает плечами.
– Вы разве не из одного погранотряда? - удивляется
Игорь.- Из одного, только заставы разные, - отвечает- сержант.
– Кажется, Гришин его фамилия, - вспомнил другой
пограничник.
– Точно, Гришин. Он говорил, что дядя у него в
Москве, на каких-то Верхних Котлах живет.
– Есть такие, Верхние Котлы, - говорит Игорь, коренной
москвич, и вслушивается в звуки моторов. На какую-то минуту
он погружается в глубокую задумчивость. Его мысли, как
всегда, резким неожиданным возгласом вспугивает Кавбух, он
протягивает руку в сторону Орла:
– Вон они, смотрите, смотрите, танки! Тьма-тьмущая.
И верно, из-за перевала показались танки. Они шли
тремя колоннами по шоссе и по обочинам. Много танков,
трудно сосчитать. Да и некогда было.
– По машинам!
– скомандовал Макаров и потом, понизив
голос, обратился к пограничникам: - Вы пойдете со мной.
Договорились, что из засады первым будет стрелять
командир. Его выстрел послужит для второго танка сигналом к
открытию огня.
Макаров усадил пограничников на броню своей
тридцатьчетверки, посоветовал привязаться к поручням
ремнями, чтоб не сбросило на крутых поворотах. Пробовал
шуткой подбодрить:
– Держись, ребята, ничего страшного, все будет как в
кино. Замаскированные в кустах танки стояли на опушке рощи.
Макаров и Кавбух, приоткрыв люки, наблюдали за движением
стального клина танковой
сверху "мессершмиттами". В устрашающем грохоте моторов,
от которого дробился воздух и стонала земля, ощущались
дьявольская уверенность в своей мощи и неуязвимости и
дерзкий вызов всему живому. Восемьдесят танков,
восемьдесят стальных крепостей, в сопровождении пехоты,
посаженной на бронетранспортеры и мотоциклы, неудержимой
лавиной надвигались на маленькую златокудрую,
искалеченную бомбами рощицу, в которой, притаясь, стояли
всего два танка.
Не раз смотрел смерти в глаза Игорь Макаров; не
однажды ходил над пропастью... Но даже в последнюю ночь в
занятом немцами Орле, когда казалось, что западня
захлопнулась и ему уже не вырваться из фашистского капкана,
он не испытывал того чувства, которое охватило его сейчас.
Это был не страх, хотя чувство страха ему было знакомо. Это
было нечто иное, более страшное, чем тревога за собственную
жизнь. То было доселе неизвестное, впервые осознанное
чувство огромной всемирной беды, жуткой катастрофы,
надвигающейся над людьми, - не над ним, Игорем Макаровым
и его товарищами, что стоят рядом с ним, а над теми, что за их
спиной, в окопах и блиндажах, что под Мценском и за
Мценском, под Тулой и за Тулой, что под Москвой и в Москве.
Выстоят или будут смяты и раздавлены чудовищным,
гигантским раскаленным утюгом, за которым тянется след
примятой выжженной земли?
Катится лавина, все резче и свирепей ее гул, он не в уши
врывается, а пронизывает все тело, каждую клетку, заполняет
душу тяжелым свинцом. Вот они уже отлично видны,
ощетинившиеся жерлами пушек, дулами пулеметов. Чем
ближе к роще, тем осторожней их движение. Игорь видит, как
поворачивается хобот идущего впереди танка. И выстрел.
Затем другой. Шмелем прожужжали снаряды. За ними
пулеметная строчка. По роще. "Неужто обнаружили?" -
мелькает тревожная мысль. Снаряды летят мимо. Нет,
стреляют наобум, на всякий случай. Боятся. А ведь и вправду
боятся, трусят. Кажется, пора. Уже совсем близко. Вполголоса,
будто его могут услышать враги, он командует:
– По головному танку. .
А мысль торопливо сверлит мозг: только бы с первого
снаряда, как будто это что-то решит. Выстрел!
Сверкнула змеей в воздухе и отлетела в сторону
гусеница. Макаров недовольно поморщился, подумав о
наводчике: "Это он случайно? Или намеренно целился в