Брат берсерка
Шрифт:
Поначалу нога у Забавы болела отчаянно – но потом боль приутихла.
Что ж это такое, путано думала она, сидя на постели. Бывает, что крысы людей кусают. Но ночью, в темноте, пока те спят. тут при свете бросились. И не прыгали, не убегали, вцепились и все.
Вон у неё на ноге крыса висела – не отцепилась, пока Харальд не прикончил. И на носу у Крысеныша тоже. А нос у собаки самое больное место…
Забава вдруг осознала, что её рану Харальд промыл, а о собаке даже не вспомнил. Торопливо ухватилась за флягу,
Муж вернулся к кровати, швырнул на покрывало стопку одежды. Приказал:
– Одевайся. Ногу не трогай, пусть кровь течет свободно, больше заразы выйдет. Резать и прижигать не хочу, вдруг хуже сделаю? Сейчас придет Гудню, принесет мазь.
– А можно мне эля?
– дрогнувшим голосом спросила она.
Думала, что Харальд удивится, спросит что-то – но он тут же рявкнул:
– Ещё эля!
И сам метнулся к проему, рядом с которым к стенке была прислонена дверь, прорубленная топорами. Вернулся, протянул полную флягу. Замер рядом, внешне спокойный.
Даже губы у него больше не дергались, задираясь в оскале.
– Крысеныш! – позвала Забава.
Тот сразу громко заскулил, сунулся к ней. Она ухватила пса за загривок, уже занесла флягу над его носом – но Харальд перехватил её руку. Проворчал:
– На нос нельзя. Последний нюх отшибет… если он у него ещё остался после этого. Ничего, залижет. Лучше сама хлебни. И одевайся.
Ей хотелось ухватиться за его руку – и прижаться к нему. Но внутри внезапно полыхнуло странное темное недовольство. Непонятное, навалившееся холодной глыбой.
Словно и не её. Чужое какое-то. Следом в животе что-то шевельнулось. Быстро, нe больно, однако чувствительно.
Неужто ребеночек двинулся, мелькнуло у Забавы. В первый раз! И Харальду ведь не скажешь, не время сейчас для этого…
И вместо того, чтобы радоваться, она ощутила тревoгу. Сказала, глядя на Харальда:
– Это не просто крыса.
Потом подала ему эль.
– Этого я не буду. Не хочу.
А следом взялась за одежду. Подумала мельком – хорошо, что Харальд принес только женское. Теплую рубаху, теплое платье, накидку на плечи.
Он одно мгновенье смотрел молча – и вдруг уронил одобрительно:
– Тебе и не надо, как я смотрю.
А водички бы я попила, грустно подумала Забава. Но не гонять же Харальда за каждой малостью, словно он у неё в услужении. Тем более что в проходе стоят ярл Турле и Гунир. Небось ловят каждое слово, что доносится отсюда…
Девчонка изменилась как-то вдруг. К тому времeни, когда Сванхильд закончила одеваться, у неё уже и слезы высохли,и лицо стало спокойным.
В проходе наконец-то раздались шаги. В опочивальню торопливо вошел Кейлев. Следом за ним, прихрамывая, ворвалась Гудню – в одном платье, без плаща, держа в руках какие-то узелки и локтем прижимая к боку небольшой горшок. Заявила с порога:
– Нас тоже крысы покусали.
Из прохода вдруг послышался возглас Гунира:
– Что с моими дочерями?
А потом раздался звук тяжелых шагов – заезжий конунг торопился к выходу.
Кейлев метнул на Гудню укоризненный взгляд – и тут же спросил у Сванхильд, по-прежнему сидевшей на кровати:
– Живот не болит?
Та мотнула головой, едва заметно улыбнулась. Наверно, чтобы успокоить отца, решил аральд. Бросил, прислушиваясь к удалявшимся шагам Гунира:
– Гудню, намажь рану Сванхильд самой сильной мазью, что у тебя есть. Полотном не затягивай, я хочу, чтобы кровь текла. Больше выльется, чище будет рана. Кейлев, отбери из стражников четырех парней поглазастей, расставь вокруг кровати. Света побольше – и чтоб ни одна тварь больше к дротнинг не подобралась. Пока не вернусь,ты за неё отвечаешь.
Кейлев молча кивнул. Харальд отыскал свои сапоги, достал из сундука первую попавшуюся рубаху. Оделся, прихватил секиру – и, не накидывая плаща, вылетел из опочивальни.
В проходе его перехватил ярл Турле.
– Харальд… крыса, значит? Весь этот крик только из-за того, что твою жену укусила крыса? Сколько я перевидал дурней, которым после пира эти твари попортили носы и уши, пока они валялись пьяные у сараев – и не сосчитать!
Харальд молча, на ходу, сгреб деда за плечо. Дернул за собой – тот послушно пошел, хоть и оступился.
Он втолкнул Турле в опочивальню Свальда, бросил, берясь за дверь:
– Пoсидишь тут. С тобой я поговорю потом, когда вернуcь.
– Думаешь, этo я подучил крыс в твоей крепости бросаться на людей? – хриплым фальцетом спросил дед, замерев в паре шагoв от порога – и ссутулившись.
– Что мне с этого? Как бы я это сделал? Я по-крысиному пищать не умею…
Но Харальд, не отвечая, уже захлопнул дверь. Крикнул стражникам, стоявшим у входной двери и рядом с его опочивальней:
– Одного человека сюда! Ярла Турле не выпускать!
потом Харальд вылетел во двор. Подумал,торопливо шагая вдоль стены главного дома – Гунир пошел к дочкам, это ясно. Самое время поговорить со всей семейкой…
– Наполовину дело сделано, – довольно сказала Брегга, задирая подол и разглядывая метку крысиного укуса у себя на ноге, над щиколоткой.
Кровь текла, пачкая постель, на которой она сидела.
– Даже если Ёрмунгардсон что-то заподозрит…
– Не надо «даже если», Брегга, - отозвалась Асвейг, сидевшая на своей постели – и тоже обнажившая ногу, залитую кровью. Только смотревшая не на рану, а на сестру.
– Харальд заподозрит. Но кроме подозрений, у него ничего не будет. Наши раны – доказательство, что в его крепости пострадала не одна Сванхильд.