Брат берсерка
Шрифт:
Давно у меня этого не было, мелькнуло у Харальда. Мягкость плоти под пальцами. Звук, с которым рвется кожа вместе с мясом. Плохо, если звук заглушают крики. Но его все равно чувствуешь – пальцами, ладоью, рукой. потом крики стихают…
– Ты расскажешь мне все, Гунирсдоттир, - монотонно проговорил он.
– Боль выдавливает слова. Особенно когда конец жизни близок. Но на всякий случай я возьму с собой в море и Бреггу. И твоего отца. Покончу с тобой, возьмусь за них. Вы в ваших краях каждый йоль жертвуете людей Одину. Мы в наших краях частенько жертвуем людей
Со стороны Брегги донеслось шуршание. Скрипнули половицы, Харальд обернулся.
Старшая дочка Гунира, привалившись спиной к бревенчатой стене, оседала на пол.
И Харальд еще успел подумать – что, уже сомлела от страха?
в следующее мгновенье у него перед глазами мелькнула странная темень, в которой что-то шевелилось. Рывком, прямо ему в лицо, ткнулся cгусток тьмы…
Однако прикосновения Харальд так и не ощутил. Стремительно шагнул назад – только темень уже растаяла. Мир снова стал прежним, окутанным серым маревом.
Но теперь, заглушая зов, в теле билось желание. Обычное, мужское, налетевшее – и ударившее штормовой волной.
Он вдруг почуял, как одуряющее пахнет свейг – теплой самкой, зовущей женской плотью. И стоит всего в двух шагах…
Повалить и навалиться…
Харальд вскинул голову. Асвейг заворожено смотрела на него. Брегга по-прежнему сидела у стены, закрыв глаза, в неловкой позе обеспамятевшего. В уже затуманившемся разуме пронеслось – нет, девка не сомлела. Тут что-то другое…
Но запах Асвейг был сильней тревоги в его мыслях. Лицo её налилось горячечно-розовым светом посреди серой опочивальни. Засияло ярче,теплей.
Харальд отшвырнул секиру. Лезвие с глухим звуком вонзилось в бревенчатый простенок над кроватью, рукоять косо повисла над смятым покрывалом.
Он шагнул вперед.
Гудню щедро намазала ей рану мазью – но кроме пощипывания, Забава ничего не ощущала. Дергающая боль от укуса прошла, даже кровь перестала течь.
Уже подживает, подумала Забава, сидя на кровати и поглаживая одной ладонью живот. Ребенок её лечит…
ебенок. Мысль пришла – и резанула тревогой. Понятно, что не простые крысы сюда наведались. Первым укусили Крысеныша, так что Харальд кинулся к нему. Отвлекли, выходит. А потом вторая крыса вцепилась в ногу ей самой. Чем это может грозить её дитятку? Заразой какой – или чем похуже?
У Харальда враги всегда непростые, мелькнуло вдруг у Забавы. И одолеть его пытаются то одним колдовством, то другим…
Правда, рана на ноге от крысиных клыков осталась небольшая, нестрашная. От такой не то что умереть – даже охрометь не получиться. А простая зараза её ребеночку не страшна. В прошлый раз, когда она обе ноги обморозилa, они зажили за пару дней.
Значит, тут не просто зараза, подумала Забава, от страха затаив дыхание. Это какое-то колдовство, для которого нужна рана. Не просто же так этих крыс сюда прислали? И не сами же они прибежали?
А что хуже всего, ребенок в животе шевельнулся как раз после укуса. Первый раз за все время двинулся…
Гунир, мелькнуло у неё. Вот у кого ужно спросить, что это за крысы. Асвейг хотела Харальда, Гунир желал выдать дочку замуж за Ёрмунгардсона… хотя сам же привез вести о том, что против него готовят войну. И крысы появились сразу после того, как Харальд сказал, что свадьбе Брегги и Свальда не бывать!
С какой стороны не глянь – все указывало на заезжих гостей.
удню, покончив с раной, торопливо одернула подол Забавы, прикрывая ей ногу. Выпрямилась, сказала чуть ворчливо:
– Зря конунг велел не перевязывать тебе рану, Сванхильд. Теперь мазью веcь подол испачкаешь…
– Ничего, это тряпье у неё не последнее, - тут же хмуро отозвался Кейлев, стоявший рядом – и старательно глядевший в сторону.
– Так ведь мазь об полoтно вытрется, - спокойно возразила Гудню. – Хотя ранка глубокая, на дне немного должно остаться. Все, можете поворачиваться.
Четверо мужиков, стоявших спиной к кровати,тут же развернулись. Уставились на пол – бдительно, пристально. Двое из них держали горящие факелы, к потолку стелились тонкие струйки дыма…
– А ты свою рану помазала, Гудню?
– спросила Забава, не убирая рук с живота.
– Тебя ведь тоже укусила крыса?
ё по-прежнему подташнивало. И мысли бродили нехорошие. О том, что будет. О том, что может случиться. Чего ей ждать на этот раз. Чем это может грозить ребеночку…
– Я свою рану сразу же прижгла железом, – ответила Гудню, усаживаясь на постель рядом с Забавой и с едва заметным вздохом вытягивая одну ногу – ту самую, на которую хромала.
– Нагрела нож на светильнике и приложила. Болли на страже, пришлось все делать самой. Потом сверху мазью помазала, и перевязала. Но у меня укус был не такой глубокий, как у тебя, Сванхильд.
Забава едва заметно кивнула. Перевела взгляд на Кейлева, тоже повернувшегося к кровати.
– Отец… такое в ваших краях раньше бывало? Чтобы в одну ночь крысы покусали столько женщин?
– Не в ваших, а в наших краях, Сванхильд, - с епроницаемым лицом поправил её старик. Затем уронил: – Нет.
Точно колдовство, безрадостно подумала Забава. А раз покусали всех – значит, всех оно и заденет. Вот только когда это случится? И что с ними будет?
на вдруг ощутила, что не может сидеть тут и ждать. Мысли свoдили с ума. Теплая округлость живота под ладонями казалась такой беззащитной…
И ведь не пинается больше, мелькнуло у неё. Словно почуял недоброе и притих.
Её снова прохватило ледяным, липким ужасом. Может, чужое колдовство уже в ней? И как раз сейчас добирается до ребеночка?
Резануть, что ли, по ране, подумала Забава, сгорбившись и накрыв руками живот. Только колдовство – не змеиный яд, его с кровью не выдавишь. А может, в неё, как в Красаву, после этого кто-то вселится? Знать бы хоть что-то…
Узнать бы. Вдруг еще не поздно что-то сделать?