Брат, мой брат
Шрифт:
Приседать я не стала (практически в чистом поле-то), только поспешила за Витько. Всё-таки не хотелось оставаться без души в такой замечательный день.
Внутри всё казалось деревянным, хотя нам вроде и говорили, что это — просто декорация, под которой нормальная кирпичная кладка. Но антураж настоящего деревенского дома создавало. Витьки видно не было — или ушёл на кухню, или скрылся в другом крыле. Что ж, дом, в котором настолько просторно, чтобы можно скрыться — это хорошо.
Всё основное для жизни здесь было — неновая мебель и
Я, по-хозяйски сложив руки за спиной, неспешно прошлась по новым владениям. Определённо, могло быть и хуже. По крайней мере, пол во все стороны не шатается. Но всё равно из-за специфического цвета стен есть ощущение, что воздух внутри какой-то густой и тяжёлый.
Ладно. Может, во всех частных домах после жизни в квартире есть такое ощущение.
***
— Марин, а нам точно нужны шторы? — уже во второй раз вопрошал Витька, промахиваясь ладонью по лбу и взирая на меня с высоты обычной табуретки.
Стремянки здесь, конечно же, не оказалось, так что не слишком высокому Витьку приходилось дотягиваться до высоких оконных рам с этой самой табуретки.
— Конечно, — безо всяких сомнений отозвалась я. — Ты же не хочешь, чтобы волки заглядывали нам в окна.
— Для этого достаточно не ложиться на боку, — крякнул Витька, в очередной раз прилаживая карниз над рамой
— А кто тогда будет откусывать мне бока? — возмутилась я. — Ты, конечно, как хочешь, а я предпочитаю следить за фигурой.
— …, а стоит тебе отвернуться, как она уже что-то ест, — как бы между делом заметил Витька и закусил крупными зубами кончик тонкого гвоздя.
— Ты должен был сказать, что у меня нет проблем с фигурой, — «обиженно» буркнула я, подавая Витьке предмет, похожий на молоток.
— У тевя их и нет, — пробубнил Витька с полузакрытым ртом, придерживая зубами гвозди. — Но хто я ткой, фтобы фповить?
— Ладно, живи, — милостиво разрешила я, окидывая взглядом меняющееся пространство комнаты под стук Витькиного молотка.
С каждым днём этот дом будто бы оживал и наливался красками, проявляющимися в мелких и крупных деталях вроде подвесной куклы-берегини, пылящейся когда-то у бабушки на антресолях, а теперь идеально вписавшейся в древесную композицию стен. Или огромный классный и современный диван, который случайно достался нам на сетевой барахолке — прежние хозяева купили новый и внезапно решили переехать в Бразилию. Без дивана. Видимо, там есть свои.
— Слушай, а что там за дверь? — я кивнула в сторону коридора, где, если приглядеться, торчала дверная ручка.
Сама дверь там тоже была, но в глаза очень не бросалась из-за того, что была покрыта теми же самыми обоями, что вся стена. А ровные полоски дверного проёма можно было с непривычки принять за декор.
Витька через плечо оглянулся. Наверное, с его ракурса не видно, но он всё равно понял, о чём речь.
— Это риелтор говорила, что там раньше была пристройка. Или вход на другую половину дома,
— А-а.
В принципе, наличие этой двери меня никак не смущало. Если она была когда-то нужна, то так тому и быть.
К вечеру ни один волк при всём желании не смог бы заглянуть к нам в окна. Поэтому пришлось отказаться от пиццы.
***
Первый дни я думала, что мне просто кажется. Что ночной морок и собственная бурная фантазия не дают мне покоя и со временем я привыкну. Но вот уже которую ночь странное ощущение чего-то ирреалистичного меня не покидало.
Шевеля локтями и коленками, я перевернулась от стенки и уставилась в пустой потолок, который казался мне бесконечно далёким, хотя разница со стандартным тут не больше сантиметров двадцати. Просто каждый из этих сантиметров будто бы даёт свою дополнительную глубину.
Мне кажется, что сероватое пространство закручивается воронкой, которая безобидна только пока. Потому что наблюдает за тем, что происходит под ней. И если что-то пойдёт не так, то холодный вихрь непременно затянет нас в себя, словно пылесос.
Мать вместе в Витькиным отцом не выходили на связь с того самого дня, как мы уехали. Странно, если честно. Я всё это время всё равно лелеяла в душе надежду, что они посмотрят, что у нас всё нормально и сменят гнев на милость. И вообще как-то не укладывается в голове, что кого-то из семьи можно просто взять и одним моментом вычеркнуть, будто его и не было. Напрягает, если честно. Особенно сейчас, когда рядом никого, кроме Витьки нет, а за стеной — пустота и хлипкие фонари, которые совершенно не способны осветить холодную, зимнюю ночь. И даже белизна снега не может им в этом помочь — снега как не было, так и нет.
Меня невольно начинают терзать мысли, было бы всё иначе, если бы мы с Витькой не сошлись? Если бы в ту летнюю неделю я сдержала свои порывы, а брат бы поддался Ленкиным чарам?
Слишком сложно для моего простого мозга моделировать такие ситуации. Гораздо проще повернуть голову к правому плечу и в тёмной густоте различить Витькино лицо.
У парня до сих пор остаётся ребяческая привычка — закутываться в одеяло до самого подбородка, даже если в комнате тепло. Даже летом — в самую душную жару брат спит в лучшем случае под простынёй. И ещё поддразнивает меня тем, что его-то комары точно кусать не будут.
Вот и сейчас он рулончиком завернулся, оттопырив назад таз и выпятив ко мне коленки — их я почти чувствую левым бедром.
У Витьки ровное и глубокое дыхание и, кажется, кривоватая носовая перегородка — он не храпит, но воздух всё равно будто бы застревает где-то внутри. В детстве это очень мешало мне спать, и я не раз лупасила его подушкой, в мгновение ока убегая от чужой кровати к своей. А если Витька вдруг, просыпаясь, начинал что-то подозревать, то я всегда сваливала вину на кота. К слову, у нас никогда не было кота. Но Витьке спросонья было всё равно — он верил и засыпал дальше.