Брат, мой брат
Шрифт:
К сожалению, о том, что мы с Витькой воспитывались в одной семье тут знали и раньше — не так много времени прошло с нашего детства. А вот то, что мы с ним в отношениях — узнали недавно.
Примерно неделю назад мы стали замечать на себе косые взгляды. Знаете, те дурацкие вроде тех, как ты заходишь в небольшой магазин, и разговоры вмиг притихают, и все, вроде как скрывая это, начинают на тебя глазеть с плохо скрываемым неодобрением. Настолько, что самого себя начинаешь заподозривать — а не украл ли ты чего? И с течением времени это всё становилось всё больше заметно — масштабы нашей популярности
Это всё, наверное, можно было бы переждать или даже получить некоторое насмешливое удовольствие, если бы не внезапно наклюнувшаяся проблема — нам с Витькой нужно искать работу. Родители с тех самых пор на связь больше не выходили и, следовательно, их финансовые дотации на нас как студентов тоже остановились. Так что надо было бы поскорее вставать на ноги и решать, сможем ли мы продолжать учёбу.
На работу ни меня, ни Витьку не брали. Нет, можно было бы списать всё на отсутствие образования, опыта и внешнюю неблагонадёжность, но ведь другим это всё не мешает? Та же Ленка вполне себе работает, а раздавать флаеры берут таких типов, что к ним иной раз страшно приближаться… Только мы с Витьком получали неизменные отказы…
Кстати, даже сосед Костя, который поначалу явно собирался подбивать ко мне клинья, теперь и не здоровается. Но это, конечно, меньшая из проблем.
Если так и дальше будет продолжаться, то нам очень скоро придётся подаваться в вебкам.
— Чёрт, ну не будешь же всем объяснять, что родства между нами нет! — Витька устало бухнулся на диван.
— Тем более — никто ничего и не спрашивает, — подхватила я.
— Да и вообще — это как-то странно. Будто мы какие-то преступники или прокажённые.
— Преступникам было бы проще, — поморщилась я. — Подумаешь — убил кого-то в пьяной драке. С кем не бывает? Совсем другое дело — «сестру» трахнуть.
— Предлагаешь кого-то убить? — уточнил Витька с усмешкой.
— Предлагаю начать с Ленки — это ж она понесла весть по миру.
Кажется, Витька не согласился.
— Слушай, — вдруг задумчиво и с паузой произнёс он, — а что, если нам переехать?
Я инстинктивно вцепилась обеими руками в диванный подлокотник. Но под внимательным, ожидающим Витькиным взглядом заставила себя разжать пальцы и ответить с оттенком логичной рассудительности:
— Вариант, конечно, неплохой… Но получается, что мы сбежим от того, что на нас кто-то там косо смотрит, будто бы мы и вправду в чём-то виноваты.
Витька задумался. Бездумно закинул руку назад и потёр развитую трапециевидную мышцу. И не меньше, чем через минуту, снова развернулся ко мне.
— Ну, из дома-то мы вроде как сбежали, хотя ничего и не сделали.
— Да, но из дома-то нас практически выгнали, — я припомнила материнскую суровость в лице и вздрогнула.
— А тут?.. — Витька вроде бы начал, но не стал развивать тему. — Ладно, придумаем что-нибудь.
— К тому же, может, нам просто кажется, и тут просто не любят новичков, — поддержала я. — Привыкнут и успокоятся.
— Или найдут себе новую жертву, — хмыкнул Витька. — Вдруг какой-нибудь престарелый миллионер женится на какой-нибудь топ-модели.
— А потом оставит всё состояние собаке.
Мы понимающе усмехнулись друг другу. Всё-таки это здорово, когда можешь говорить
***
Когда во дворе цветёт сирень, становится очень красиво — кусты будто превращаются в праздничные шатры, украшенные фиолетовыми китайскими фонариками. И скрывают под своей сенью какой-то тайный ритуал, который предназначен не для каждого.
Сирень, конечно, уже давно отцвела — на дворе середина августа. Но островатые листья до сих пор остаются свежими и сочными, и их очень хочется нарвать вместе денег и начать играть в лёгкую и ненавязчивую детскую игру. Мне кажется, в воздухе до сих пор неуловимо витает запах розоватых соцветий — сладких на вкус и очень тонких, которые легко мнутся.
Этим кустам не придали одинаковую квадратную форму, так что колосятся ветви уверенно и в разные стороны, будто стремясь своими деревянными руками дотянуться до самого солнца. И плевать, что этого не могут даже самые высокие и старые деревья — попробовать никто не запрещает.
Где-то поют невидимые птицы и может даже показаться, что их голоса переливаются со всех сторон, звеня в перезревшем летнем воздухе. Всё это настолько расслабляет, что я не только замедлила шаг по дороге домой, но и опустилась на деревянной скамейке возле подъезда.
Наверное, сама коричневая краска хранит тепло разогревшегося лета, и сточенное по углам дерево приятно и совсем незанозно щекочет ноги. Я с удовольствием откинулась на ровную, как школьная доска, спинку и расслабила плечи. Нагретые вечерним солнцем балконы, приросшие к кирпичной кладке дома, как всегда приветливо смотрели на тихий двор. Будто добрые сторожа, помнящие всё, что было до них. Пока во дворе не появился один знакомый мне прохожий. И приветливости в доме стало куда меньше.
— Привет! — раздалось чуть сверху, когда этот прохожий поравнялся со мной. Надо же, сегодня Константин сподобился на ритуал вежливости. Неужели где-то поплохело киту?
— Привет, — с лёгкой прохладцей отозвалась я.
Не спрашивая, сосед Костя, который был хозяином кошки сфинкса и нашим соседом снизу, уселся на другой конец скамейки.
Окончательно я удивилась, когда парень протянул мне початую пачку сигарет. Отрицательно махнула головой, потому что не курю, и парень поджёг зажигалкой только одну белую палку. Затянулся, глядя куда-то в бесконечность, и положил локоть на верхушку скамейной спинки.
— Скажи, а это правда? — вдруг непривычно серьёзным тоном спросил он.
— Что правда? — уточнила я. На затылке поднялись волосы.
— Что тот парень — твой брат.
Я закатила глаза, но продолжающий смотреть вперёд Костя этого не заметил.
— Наши родители сошлись, когда мы уже были готовые по отдельности. Так что общих генов у нас нет, если ты об этом.
Костя на моё объяснение и ухом не повёл. Может, даже не поверил в него. И меня это отчего-то разозлило.
— Вот скажи — что в этом такого ужасного? — я незаметно для самой себя развернулась к парню полубоком. — Это что — какая-то религиозная фишка типа греха? Или повышенная семейная ценность — отец не тот, кто родил, а кто воспитал — и всё такое? Или не знаю — повышенное любопытство и нежелание жить собственной жизнью?