Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.
Шрифт:
Александр. Неаполь, 4 января 1806 года
Сей радостный для меня день, против всякого чаяния, получил я чрез почту письмо твое из Ольмица от 27 ноября; хотя и старо, но очень меня обрадовало после долгой о тебе неизвестности. Сколько бы оно было приятно нам всем, дойдя в свое время, ибо заключает утешительные вести; но как быть? – получаю оное более месяца позже.
Терпение, стану отвечать. В пустую мою комнату пустил я жить Беренса, а то он, бедный, в трактире проживался. Он мне кажется добрый малый и неглуп. По вечерам сижу часто с ним, и разговариваем о России, Вене и пр. Картина твоя о Вене жалка, и тем более, что я к Вене очень привержен. Поверю, какая должна была быть суматоха в городе. Слава Богу, что ты храбро перенес твои курьерские поездки и, хотя не спал и бился, не занемог. Мы курьеров
Король наш показывает много духу, хочет сам взять команду армии своей, ежели бы мы ушли, и Дамас ручается, что солдаты его будут хорошо драться, и хочет собою жертвовать. Армия сильно и поспешно умножается. Но к чему все это поможет? Ваши мерзкие немцы все подгадили: теперь Бонапарт все свои силы может обратить сюда, и все может быть потеряно. Бедная посольша похожа на мертвую, жалка. Боится лишиться навек Дамаса, оплакивает несчастие своего отечества, хлопоты, потери графа, печаль королевы и проч. Все это немало. Да сохранит нас Бог, и все, надеюсь, как-нибудь да уладится. Между тем Лассий покрывает наши войска стыдом. Правду говорили батюшке [то есть Якову Ивановичу Булгакову, который, вероятно, знал Лассия по его службе в Вильно или Варшаве], что он пустой человек. Хочешь посмеяться? Послушай, как он принял прочих генералов по приезде их из Корфы. Первые речи, которые им сказал, не сказав даже «здравствуй»: «Ну, господа, смотрите, берегитесь девок; вот Полетика не может избавиться…» Похоже ли это на дело, и можно ли компрометировать так бедного Полетику? Другой кудесник – Карпов – образумился и наконец явился к министру, который так добр, что принял его как будто ни в чем не бывало, но Беттеру против прежнего ласкает при нем.
Александр. Неаполь, 14 января 1806 года
Король подарил мне перстень брильянтовый, преславный, в 1000 дукатов, а у нас стоит более 2000; кроме того, досталось мне 350 дукатов. Всем этим обязан я не кому иному, как любезному Дмитрию Павловичу: это, верно, по его просьбе. К нам приехал флигель-адъютант Шепелев, из Аустерлица; теперь узнали мы, как происходила баталия. Но что прибыли? Наши ретируются, и Лассию прислано повеление оставить Неапольское королевство. Я боюсь и думать о следствиях, которые навлечет отзыв войск наших. Теперь-то будет каша: французы придут, хотя бы и не имели то на уме, коль скоро узнают, что мы ушли отсюда.
Батюшке пишу чрез Ивана Алексеевича Алексеева, коего жене посылаю в подарок гребень. Ежели вы в хлопотах, то не думайте, что нам лучше. Теперь в городе страшная суматоха: французы недалеко от неапольских границ. Король велел, чтобы все были готовы сесть на корабль и ехать в Палермо. Королева, принц наследный и вся фамилия еще остаются и не уедут, кроме как при последней крайности. Надобно думать, что успеют его отговорить от сего несчастного намерения, ибо французы скажут, как в первый раз: мы короля не прогнали, он самопроизвольно уехал, вас бросил, мы пришли вам покровительствовать и проч. и проч. Лассий уже в Бае, и почти все наши войска посажены на суда. Бог знает, что с нами будет. В Палермо ли поедем или в Россию? Дай Бог последнее, ибо Сицилия или Сибирь – все равно: оттуда плохо придется переписываться нам. Все это очень меня опечаливает. Кто мог предвидеть такую перемену и хлопоты?
На несчастие наше, Дмитрий Павлович занемог и лежит в постели. Он очень встревожен; кажется, будто для того приехал в Неаполь, чтобы потерять королевство. Между нами сказано, это все бы не случилось, ежели бы наши не бухнули сюда. Король привлек сим на себя ненависть Бонапарта, а в ту минуту, когда королевство в опасности, Лассий садится на суда и дай Бог ноги! Компрометировал здешних, и Дмитрий Павлович видит, что всему сему причиною ревность его к службе, доверенность, которую умел здесь приобресть, и успех его переклонить двор сей на нашу сторону, тогда как французы делали ему выгодные пропозиции. Он видит себя, невинным образом, орудием всего зла. Разумеется, что я все это говорю с тобою наедине. Бедная княгиня очень печальна, ибо была уже раз в каше сей и знает, что это, особливо с тремя ребятами на руках.
Мы поедем, я думаю, на фрегате «Михаил», коим командует Снаксарев; помнишь ты казенного
Александр. Неаполь, 11 февраля 1806 года
Ну, брат, пришлось и нам горе мыкать. Ваши хлопоты миновались, теперь наши наступили. Вообрази целый город в волнении, унынии, все бегут, все едут, король уже в Сицилии, королева с принцессами амбаркируется [возвращается] сегодня и едет также в Палермо; с нею посольша, которая очень огорчена не иметь об графе никакого известия; наследный принц и принц Леопольд едут в Калабрию, и мы с ними, то есть Дмитрий Павлович и я. Карпов и прочие отправляются морем в Палермо. Не знаем, где еще учредит принц главную квартиру свою, в Катанцаро или в Матере.
Французы завтра входят в Неаполь. Я тебе не могу описать уныние городское; жалко смотреть особливо на народ, который в отчаянии. Однако ж буду покоен, ибо я не разлучен от Дмитрия Павловича, а ты знаешь, как он меня любит. В первый раз буду вести жизнь лагеря. С принцем 17 тысяч войска, и говорят, что вся Калабрия восстает против французов.
Александр. Мессина, 1 апреля 1806 года
Мы рыскаем по дремучим лесам и непроходимым дорогам. Множество было с нами приключений смешных и печальных; раз чуть не попались в плен, в другой подосланы были люди, чтобы нас ограбить, но мы обманули наших хозяев, которые затеяли эту шуточку: сказали им, что поедем одною дорогою, вместо того поехали другою. Я многое пишу батюшке, ты оное прочтешь и избавишь меня от лишнего писания. Впрочем, когда увидимся, прочтешь мой журнал, в коем все увидишь, а я оный с самого приезда моего в Неаполь все продолжаю вести.
Англичане, также с моря, теперь блокируют Неаполь. Бедный Дамас в отчаянии, что все пошло столь худо; но он не виноват: везде подвергался большим опасностям, рекруты бросили ружья, бежали, с ними даже один полковник; другие последовали сему примеру. Дамас остался с одной гвардией, которая дралась очень хорошо целые три часа и кончила штыками. Принца не было в деле, следовательно, и мы там не были. Basta. Две стычки в местах, которые похожи были по местоположению на швейцарские, где черт не мог предвидеть, что французы пройдут, решили кампанию и отдали обе Калабрии французам. Мессинский канал стал будто Па-де-Кале, разделяющий две враждующие страны. Крепость Гаета, в коей принц Филипстальский командует, покрывает себя ежедневно славою и отвечает ядрами на все предложения французов войти в переговоры. Сам Иосиф осаждал ее, но был отогнан с большою потерей. Эта крепость долго будет держаться, ибо, имея море, удобно снабжается провиантом. Весь Неаполь в негодовании, и Иосиф, боясь лазаронцев, да и прислан будучи против воли своей, писал к брату, прося переселиться в Рим под предлогом, что неапольский воздух вреден его здоровью. На банкиров наложен налог в полтора миллиона дукатов. Ах! Да ежели бы наша кампания в Калабрии удалась, я уверен, что народ, узнав это, перерезал бы всех французов в Неаполе. Коль скоро на улицах трое говорят, тащат их в тюрьму яко бунтовщиков, и там заведена преварварская полиция, как в Париже. Вот что мы знаем о Неаполе; французы, верно, не то по свету разглашают. Из Корфы получили мы курьера, что славянские народы добровольно пошли в наше подданство и вооружаются против французов.
Мы скоро поедем осмотреть главные города Сицилии, потом воротимся сюда, сядем на фрегат и марш в Палермо, где Карпов поверенным в делах покуда; там и Пиний, и проч. Здесь у меня только и забавы, что театр, где представляют ораторию прекрасную «Заира», музыка славная Федеричи. Примадонна мила, поет хорошо, мы все в нее влюблены. Дмитрий Павлович ужасно мил, ласков, любит меня как брата; особливо в эту дорогу мы очень сблизились и сделались такими друзьями, что ничего друг от друга не таим. Он не дает князю Адаму покою, чтобы меня произвели.
Александр. Мессина, 26 апреля 1806 года
Сюда не успели мы приехать, как король пригласил Дмитрия Павловича проводить его до Сиракуз, а с ним и меня. Дорога сия была очень приятна: везде был король принимаем с восторгом, и везде давали нам славные праздники, балы, фейерверки и проч. и проч. Особливо в Катании мы очень повеселились. Ну, брат, что за город, маленький Петербург, славные дома, славные, длинные, прямые, широкие, хорошо вымощенные улицы; что ваша Вена в сравнении? – дрянь! Женщины там красивы, сговорчивы, но манеры их странны, – наши ярославки.