Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.
Шрифт:
Везде жили мы с королем и все время проводили с ним. Он весел, любезен, только встает с солнцем летним, с цыплятами, обедает в полдень, в Катании дал бал, в котором мы отличились. Дмитрий Павлович не пропустил ни единого контраданца. Я бы очень здесь распространился о наших приключениях, ежели бы был уверен, что письмо дойдет верно, но готовься читать десть моего маранья с любезною посольшею. Она поедет к вам, коль скоро будет фрегат, который Дмитрий Павлович для нее выписывает из Корфы. С нею, вероятно, поедет и Дамас.
Пробыв здесь несколько дней, отправимся мы в Палермо сухим путем. Ну, брат, я изъездил верхом тысячи две верст со дня, что оставил Неаполь, и растолстел, как бык; вообще я, ты знаешь, неслабого сложения, но здесь стал я еще здоровее, свежее,
Вообрази, кто ко мне входит в эту минуту? Твой образ – Веттера. Как же я его обнял! Ему стало скучно в Палермо, приехал, чтобы найти судно в Рагузу, и Дмитрий Павлович его не пускает и понуждает возвратиться в Палермо с нами. Славный товарищ по путешествию. Тебе велит много кланяться.
Александр. Палермо, 19 мая 1806 года
Мы часть дороги из Мессины сюда сделали с королем наиприятнейшим образом; все обходилось без церемонии, по-солдатски: но зад бедный мой отбило так от верховой езды, что принужден был сесть в летигу (род кареты, навьюченной на двух пребольших мулах).
Ну, брат, что за город Катания! И как мы там повеселились! Что за женщины! Все были мы влюблены, начиная от царя до последнего слуги. Дмитрий Павлович обещался своей туда воротиться, и мы совершим это путешествие в июле, ежели ничто не помешает, тем более что многих достопамятностей не успели осмотреть, а их немало. О Палермо нам так много все наговорили зла, что нам город полюбился. Прогулки здесь прекрасны и лучше неапольских, но все прочее как сравнить с любезным моим Неаполем, по которому тоскую беспрестанно. Я приехал сюда в подагре, но только дней 6 не выходил; теперь здоров, но хочу решиться брать терминские бани. Они целительны для ревматизмов, и ежели боль от них не пройдет, то, стало, в самом деле подагра, и тогда нечего делать, как терпеть боль два-три раза в год. Татищева дом здесь бесподобный, первый в городе; я живу у него.
Александр. Палермо, 2 июня 1806 года
Намедни королева пригласила Дмитрия Павловича и меня на рыбную ловлю (тунца). Долго бы описывать это странное и кровопролитное зрелище. Рыба престрашная, хвостом одним может человека убить. Потом был обед. Не могу тебе сказать, сколь королева, принцы и принцессы ласковы были со мною, а всё, чтобы угодить Татищеву, так как он меня любит. Играли в макао, и ее величество меня обыграла. В Неаполе большие мятежи, народ не может видеть французов и восстает, дворяне же ведут себя как шельмы. Дюк С.-Теодоро сделал себя церемониймейстером Иосифа, вот тебе реестр камергеров новых и проч. Гаета хватски защищается, теперь Массена принялся за эту крепость. Сидней Смит прехват: чуть Иосифа не увез из Фавориты, где был бал, овладел островом Капри и пугает очень французов.
Александр. Палермо, 29 июля 1806 года
У нас все идет славно, слушай. Стюарт высадил войска в Калабрии, разбил в прах Ренье, взял 3000 пленных с генералом Компером. Калабрийцы все взбунтовались против французов и гонят их. Ренье, говорят, умер в Катанцаро от ран. Сидней Смит завладел крепостью Ламанта, 400 человек гарнизона пленные, кроме того, адмирал взял 2 знамени, 8 пушек и множество съестных припасов. Каковы же господа милорды! В Неаполе большая суматоха, Иосифу худо приходится, и ежели Наполеон не пришлет армию, из коей надобно будет пожертвовать 10 тыс. для взятия Гаеты, придется французам оставить королевство, ибо везде бунты и неповиновение.
Что за хват князь Филипстальский! Ранили бедного сильно бомбою в голову; сказали было, что смертельно, но он велел сказать королю, чтоб его высочество было спокойно, что Гаета не сдастся никогда, но не мог еще ни писать, ни ходить: заставляет себя таскать на носилках, как Карл XII, и сам везде дает распоряжения. Где вашим вшивым австрийцам с ним равняться?
Мы получили славные новости из Корфы, наши там делают чудеса, тебе это же должно быть
Александр. Палермо, 25 сентября 1806 года
Ежели Строганова [33] в Лондон, то, стало быть, Татищеву туда не ехать; но мне тем лучше, ибо батюшка того, кажется, не желал. Лондонское место было для него назначено, и без отставки князя Адама теперь бы имел повеление туда ехать. В тот же день, что ты мне сообщаешь о перемене в министерстве, получили мы циркулярное письмо князя о назначении Будберга на его место и проч. Это большая потеря для нас. Адам был друг Дмитрия Павловича и ничего ему не отказывал; это бы сделало мою фортуну. Но так и быть. Я даром ничего не требую, а что заслужу, то всякий министр должен мне выдать. Будберг меня знал в Неаполе и очень даже был ласков ко мне; но он был тогда путешественник, а не министр.
33
Графа Григория Александровича. Он не получил этого места: его занял князь Ливен.
Спасибо за Антрегову книжку; я ее тотчас не читал, послал Дмитрию Павловичу в деревню; он говорит, что хорошо писана; еще не возвратил ее мне.
Александр. Палермо, 19 октября 1806 года
Мой милый друг. Пишу тебе от маркиза де Сен-Клера. Это здешний князь Платон Александрович Зубов, понимаешь? Добрый малый, с коим я очень дружен. Я нашел здесь г-на Матеуса, шведского офицера, который прямо этим вечером едет в Вену; так что письмо мое не будет длинным. Я много выпил за столом, так что письмо мое будет и не вполне трезвым.
Знай под секретом, что меня представил Дмитрий Павлович в секретари с 1800 жалованья; писал о том своеручно Будбергу и в таких выражениях, что способу нет отказать. Не пиши о том папаше: вдруг его обрадуем лучше.
Александр. Палермо, 9 ноября 1806 года
Ты знаешь, что Дмитрий Павлович просился в отпуск на год и что это время хотел провести в Вене, как для собственного своего удовольствия, но более еще, чтобы мне угодить. Государь велел его просить остаться здесь еще несколько времени, покуда не решится судьба здешнего двора, после чего даст ему место, приличное его дарованиям и услугам, оказанным уже отечеству. Я это желал бы тебе утаить, так же, как и батюшке, но подумал, что совестно продолжить твою мечту. Придется нам еще здесь пожить; но, дабы доставить себе возможность по прошествии зимы и худого мореплавания приехать к вам курьером, был я заступником Полетики и упросил Дмитрия Павловича позволить ему сюда приехать, о чем Полетика стороною велел меня просить. Дмитрий Павлович, по свойственной ему доброте, все прошедшее забыл и писал Полетике приехать, ежели хочет, без чего мне бы отсюда не вырваться никогда: ибо Дмитрию Павловичу одному всем ворочать никак нельзя, а мои товарищи здесь совершенно бесполезны.
Англичане делать чудеса перестали, бросили Калабрию, услышав о нашем мнимом мире, и воротились все в Мессину. Теперь калабрийцы одни дерутся с французами и их славно щелкают; в последнем деле взяли 300 пленных, коих большая часть привезена сюда же; все голы, босиком и худо кормлены. Королева, которая делает добро даже врагам своим, тронутая их положением, велела их одеть и обуть за ее собственный счет. Они были растроганы таким великодушием и адресовали ей благодарственный сонет. Я тебе пришлю копию, ежели время мне позволит. Скажи это посольше: ее это обрадует, ибо она друг королевы. Берегите ее; с прискорбием слышу от тебя о худом ее положении, но надеюсь, что покой все восстановит; такое путешествие, как ее, хоть кого бы расстроило.