Брилонская вишня
Шрифт:
Сжимаю зубы.
Если из комендантских вещей ничего брать нельзя – буду брать из своих, за них точно не накажут.
Стаскиваю с себя длинную юбку и швыряю под подоконник. Туда, где не хватило, кидаю кофту. Наверное, Марлин выдаст мне новую одежду… Я верю в нее. А пока похожу в запачканной.
Мигом становится холодно. Тяжело обходиться без нижнего белья. Постоянно ощущение, что на тебя кто-то смотрит, так неловко…
Аккуратно окунаю кисть в голубую краску, снимаю капли о краешек банки
Ну и зря боялась. Главное, аккуратно все делать и до возвращения коменданта успеть. Вот и все. И ничего страшного. Здесь всего… раз, два, три… Всего четыре окна.
Может, весь утренний страх – это дурацкое преувеличение? Может, и сбежать я отсюда смогу? Мне же всего двенадцать дней осталось. Двенадцать долгих дней…
Интересно, что сейчас делает Никита? Скучает ли по мне? А мамка? Злится или простила? Так нелепо, что, возможно, наши последние друг другу слова были сказаны в ссоре… И ведь я могу ее больше и не увидеть. И прощения не попрошу. Она будет думать, что я ее ненавижу…
Дверь хлопает.
Я замираю. Медленно убираю кисть с капающей на одежду краской в банку.
Даже по стуку ботинок я могу догадаться, кто пришел.
Чертова Марлин… Ненавижу!
Осторожно оборачиваюсь через плечо.
Комендант бросает на меня короткий взгляд, брезгливо поджимает губы и чуть прикрывает ладонью в перчатке губы. А потом полностью теряет ко мне интерес, снимает китель с перчатками, аккуратно вешает на плечики, моет руки с мылом и достает из холодильника кастрюлю.
Медленно вздыхаю. Утираю капли со лба и дрожащей рукой продолжаю красить. На всякий случай чуть прижимаю к груди локти и сдвигаю плотнее бедра. К счастью, комендант даже не смотрит в мою сторону. Повернувшись ко мне спиной, наливает в тарелку суп, садится и начинает есть.
Ну и хорошо. Поест и уйдет. Или спать ляжет. Главное, ничего сейчас не испортить. Уже половину подоконника я покрасила. Останется всего три таких же.
– Русь! Эй, русь!
Я вздрагиваю.
– Русь! Я к тебе обращайться!
Оборачиваюсь и киваю:
– Да?
– Ты подходийт к мой кастрюля?
Щурюсь.
И понимаю, в чем дело.
Комендант брезгливо держит в двух пальцах женский волос. В супе, наверное, нашел…
Активно мотаю головой:
– Нет, это точно не я. Даже близко к холодильнику не приближалась.
Комендант прищуривается.
Вдруг встает, подходит ко мне, двумя пальцами приподнимает прядь моей шевелюры и подносит к ней волос. Неожиданно успеваю отметить, что на мизинце у него не хватает ногтя…
Даже я отчетливо вижу разницу. Мои – толстые, пшеничные, длинные и прямые. А этот более тонкий, пожелтее моих, покороче и волнистый. Очень надеюсь, что и комендант заметит это…
Замечает. В
А потом неожиданно выливает всю кастрюлю в другое ведро и швыряет ее на стол.
– Ничего себе, – вырвалось вдруг у меня. – Хороший же суп – и сразу собакам?
Комендант смотрит на меня через плечо и серьезно отвечает:
– Мы не держайт собаки.
Замолкаю.
Да, конечно. Зачем я спрашивала? Он ведь комендант. Слово держит. Обещал, что будет кормить нас помоями – получайте.
Но только кто я такая, чтобы спорить?
Поворачиваюсь назад к окну и докрашиваю ненавистный подоконник. Как-то и легче мне, что комендант меня за человека не считает. Как-то проще без одежды перед ним находиться.
– Русь! – вдруг вопит он.
Я подскакиваю.
– Русь! Ты что наделайт! Что ты натворийт, сука!
Меня мгновенно бросает в пот. Ноги подкашиваются. Собираю последние силы, чтобы обернуться и вежливо уточнить:
– Что-то не так? Простите, обершиль… Обер… Об… Товарищ комендант. Но если вы…
Он резко натягивает перчатки, хватает меня за плечо и волочет в другую комнату. Тычет в подоконник.
А я все не понимаю.
– Нет, вы ошиблись, – шепчу, а у самой внутри все отмирает от ужаса. – Этот я еще не красила и не могла нич…
– Смотрейт! Слышишь? Смотрейт, я сказал! Какой цвет у подоконник? Белый! А рядом подоконник какой цвет?! Белый! – он впивается пальцами в мое плечо и тащит обратно. – А тут подоконник какой цвет?! Тоже белый! А почему этот синий?! Почему?!
Я бесшумно всхлипываю. Жмурюсь и едва слышно произношу:
– Но… Мне не говорили, каким цветом нужно красить…
– Так перекрашивай!
– Да, конечно. Сейчас, высохнет и…
– Перекрашивайт! – он хватает меня за волосы и швыряет в банку с краской. – Сейчас же! Брайт кисть и перекрашивайт!
Краска растекается по полу. Краска растекается по моему телу. Краска растекается по моему лицу. Глаза склеиваются, губы склеиваются, она попадает даже в нос, я задыхаюсь. Липкая жидкость мгновенно начинает щипать и разъедать кожу, а резкий запах ударяет в голову.
Пытаюсь встать, но комендант снова швыряет меня в липкую лужу.
– Не вставайт! Красийт! Красийт все заново!
С трудом отлепляю щеку от пола. Веки разорвать не могу. Тыкаюсь, как слепой котенок, махаю руками и опять пытаюсь подняться. Комендант пинает меня в спину, хватает за волосы и резко отдирает прилипшее лицо от краски.
– Не вставйт! Я говорийт: не вставайт! Красийт!
– Простите, товарищ комендант. Мне нужно сходить за белой краской.
– Красийт! Красийт, я сказал!