Бросок Венеры
Шрифт:
– Возможно, ты хочешь, чтобы я открыл в этом деле истину и предъявил её римскому правосудию. Чаще всего люди приходят ко мне именно за этим. Но для тебя в этой истории, кажется, никаких тайн нет – ты и так всё знаешь. Не думаю, чтобы тебе требовались мои услуги. Ну а если ты хочешь улик, чтобы обвинить Птолемея в убийстве, то вряд ли римский суд может судить дружественного нам иностранного монарха. Кроме того, царь, как мы оба знаем, не мог действовать без поддержки в Сенате – а значит, мы уязвимы и с этой стороны. Если же ты думаешь предъявить обвинения Помпею, я тебе настоятельно советую подумать ещё раз. У него, конечно, есть
Я нахмурил брови
– Или, возможно, твоя цель – Публий Асиций, который пытался тебя отравить? Если он и в самом деле принуждал к этому рабов Лукцея, то твои шансы не так уж малы. При условии, что Лукцей, вопреки твоим подозрениям, всё же не человек Помпея, и он позволит своим рабам дать показания против Асиция. Да, такой суд мог бы быть очень полезен. Публий Асиций не может быть крупной фигурой, иначе бы я о нём что-то о нём слышал – а значит, до него можно добраться. Судебный процесс против него мог бы привлечь к тебе внимание народа и вызвать сочувствие. Но даже в этом случае…
– Нет, Гордиан, - отозвался Дион. – Процесс мне не нужен. Думаешь, я могу ждать от римского суда справедливости? Я пришёл к тебе, чтобы спасти свою жизнь – чтобы иметь возможность продолжить моё дело.
Я закусил губу.
– Учитель, я не могу дать тебе убежище в своём доме. Во-первых, я не в состоянии гарантировать твою безопасность. Своим домашним рабам я вполне доверяю – но против тех убийц, которые за тобой охотятся, они слабая защита. Кроме того, я не могу подвергать опасности мою семью. У меня есть жена, учитель, и юная дочь…
– Нет, Гордиан, я даже на одну ночь не прошу у тебя приюта. Мне нужно, чтобы ты помог в труднейшем из вопросов: кому я могу доверять, а кому нет. Говорят, у тебя есть талант отыскивать правду. Говорят, у тебя для этого есть особое чувство – как у других людей есть обоняние и вкус. Ты говоришь, что правда часто бывает бесполезна, но сейчас она могла бы спасти мне жизнь. Насколько я могу верить своему новому хозяину, Титу Копонию? Я познакомился с ним в Александрии. Он богат, образован, изучал философию – но могу ли я доверить ему свою жизнь? Не предаст ли он меня? Не окажется ли орудием Помпея? Ты ведь умеешь узнавать такие вещи.
– Пожалуй, да, - осторожно ответил я, - но на деле задача сложнее, чем ты думаешь. Если бы ты просил меня отыскать украденное кольцо, или узнать, убивал ли богатый торговец свою жену, или установить происхождение письма с угрозами.… Такие дела просты и сравнительно безопасны. Но если я займусь твоим делом, то неизбежно окажусь в поле зрения весьма влиятельных персон…
– Ты говоришь о Помпее, - напрямую заявил Дион.
– Возможно, мной заинтересуется и сам Помпей, - я нервно почесал бороду. – Учитель, я бы не хотел показаться тебе трусом, боящимся задеть каких-то важных людей. В прошлом я рисковал выступать против настоящих львов, когда это от меня требовалось. Это был диктатор Сулла, когда я расследовал дело Секста Росция. Это был Марк Красс, когда он собирался истребить целую фамилию рабов. Даже и Цицерон, когда он, будучи консулом, злоупотреблял своей властью. По счастью, мне ещё никогда не приходилось переходить дорогу Помпею. Не хочу я этого делать и сейчас. Человек с годами становится старше, и при этом мудрее –
– Значит, ты не поможешь мне? – отчаяние в его голосе заставило меня почувствовать стыд.
– Если бы предстоящая мне поездка была не такой важной… - Я пожал плечами. – Но мне необходимо увидеться с моим сыном Метоном. Он служит в Галлии, под командованием Цезаря, и я уже много месяцев не видел его. А сейчас Цезарь стоит на зимних квартирах в Иллирии – это далеко, но намного ближе, чем Галлия. Он там будет совсем недолго, и я не могу упустить возможность встретиться с ним.
– Да, я понимаю, - ответил Дион.
– В иных обстоятельствах я бы посоветовал тебе обратиться к моему старшему сыну, Экону. Он вдвое умнее, чем когда-либо был я – но и он вместе со мной едет к Метону. Мы оба будем отсутствовать в Риме до конца месяца, а возможно, и дольше. Ведь зимние путешествия крайне непредсказуемы, ты сам понимаешь… - мне и самому эти слова казались пустыми. Я поёрзал на своём стуле, и вдруг почувствовал, что в комнате очень жарко. – Конечно, когда поездка будет позади – то есть, когда мы оба вернёмся в Рим…
Дион уставил на меня такой взгляд, от которого мои волосы зашевелились. Такое спокойствие я видел только в глазах мертвецов, и на мгновение утратил дар речи. Я откашлялся.
– Когда я вернусь в Рим, то отправлю посыльного к тебе, в дом Тита Копония.
Дион потупил взгляд и тяжело вздохнул.
– Идём, галлус. Мы здесь только напрасно потратили время.
– Вряд ли напрасно – если только этот запах означает именно то, что я думаю, - бодро ответил Тригонион с таким видом, словно бы не заметил того, что только что произошло между Дионом и мной. Мгновение спустя юная рабыня появилась в комнате с полным подносом еды – а за ней шли две другие, державшие раскладные столики.
Мы перешли в расположенную по соседству столовую, и там расположились на обеденных ложах. Столики поставили перед нами. Вошла Бетесда, за ней следовала Диана, но они не присоединились к нам. Обе они считали своей обязанностью прислуживать нам – то есть разложить чечевицу с колбасой на тарелки моих гостей, а затем и на мою, и проследить, чтобы мы приступили к трапезе. Под их взглядами философ, галлус и я покивали и одобрительно отозвались о еде. Тогда они вышли, предоставив рабыням обслуживать нас.
Да, Диона преследовала судьба, он был в отчаянии – но его также терзал и голод. Он жадно глотал еду и требовал от рабынь добавки. Рядом с ним Тригонион ел с ещё большим рвением и ужасными манерами – большим пальцем он передвигал еду по ложке, совал пальцы в рот. Говорят, галлусы избавлены от страсти к женщинам, зато с лихвой возмещают это обжорством.
Глава пятая
Холодная и ясная зимняя ночь опустилась на Рим.
Поев, мои гости тут же покинули меня. Рассказ Диона полностью истощил его силы, а, утолив наконец-то свой голод, он стал сонным. Казалось, он был готов заснуть тут же. Я, чувствуя себя виноватым перед ним за свой отказ, предложил было свой кров на эту ночь, но Дион коротко пояснил, что в любом случае собирался вернуться от меня к Титу Копонию. Даже если учитель и был немного резок со мной, то как я мог винить его за это? Он пришел к давнему знакомому за помощью – и не получил её. Человеку в столь отчаянном положении, даже если он философ, тяжело выслушивать отказ.