Будь проклята страсть
Шрифт:
— А подойдёт он туда? Как думаете?
— Где-то наверху есть его копия. Ах да, ещё люстра. Отдам и свою красивую люстру, которую здесь негде пристроить. Хоть где-то будет висеть. Пойдёмте посмотрим.
Эрмина пошла впереди по узкой лестнице. Дом был странной постройки, с внезапными перепадами уровней пола, неожиданными стенными выступами и дверями в неподходящих местах. Все комнаты были маленькими. На площадке, находившейся — насколько Ги мог судить, пройдя по этому причудливому маршруту, — на первом этаже, Эрмина открыла дверь в комнату с разностильной мебелью. На столе лежала куча
— Вот, видите, в каком они состоянии? Всё остальное валяется где-нибудь вместе с ненужным хламом.
Эрмина снова повела Ги по каким-то лестницам на ещё более тесную площадку, находившуюся, очевидно, под самой крышей. Открыла одну из двух дверей, и Ги шагнул следом за хозяйкой в темноту.
Их встретили сильный порыв воздуха, проблески света и неистовое хлопанье ставень. Дверь за их спиной с громким стуком закрылась. От окна послышался тонкий звон разбитого стекла.
— Закройте это окно, — сказал Ги, почти ничего не видя. — Начался шторм...
Потом вздрогнул, услышав какой-то шелест и громкий вскрик Эрмины.
— Ги! Ги! О Господи!
Найдя его ощупью, она прижалась к нему и порывисто обхватила руками.
— Ничего. Это какая-то птица.
Ги теперь видел её — большая птица в паническом страхе летала по комнате, билась в окно, захлопнувшееся от сквозняка после того, как открыли дверь. Он шагнул вперёд вместе с державшейся за него Эрминой, распахнул створки окна, оттолкнув болтавшийся ставень, пригнулся, и птица — сова? канюк? — вылетела и скрылась.
— Ну, вот и всё. Чья-то заблудшая душа улетела. Окно, наверное, было открыто всё время, пока вы находились в отъезде.
Ги поглядел на Эрмину. Она, видимо, ещё не совсем опомнилась и стояла, положив руки ему на грудь. Он приподнял её голову и поцеловал её. Она обвила его руками за шею. Ги обнял её и прижал к себе. Она слегка выгнула спину. Наконец они разжали объятия.
— Ги...
Эрмина прижалась лицом к его груди и принялась одной рукой расстёгивать ему рубашку, гладя по коже. Он поцеловал её в шею и раздвинул вырез платья. Одна застёжка расстегнулась, он стал расстёгивать другие, предоставив ей заняться крючками верхней части платья и корсета под ним. Груди её были маленькими, овальными, твёрдыми. Он стал ласкать их, целовать, она отвернула лицо, закрыла глаза и глубоко задышала. Ги попытался расстегнуть пояс на её талии.
— Ги, не здесь.
— Я люблю вас.
Ги поднял её. Эрмина прижалась к нему лицом и крепко схватила пальцами его плечи. Он протиснулся в дверной проем, держа её на руках, открыл другую дверь на площадке и увидел, что комната совершенно пуста. Спустился по лестнице, открыл ещё дверь — это оказался стенной шкаф. Толкнулся в соседнюю — она была заперта. Он выругался. Дошёл до поворота коридора, обогнул его, спустился на три ступеньки, распахнул ещё одну дверь — за ней оказалась запылённая маленькая гостиная.
— Чёрт возьми! Где кровать? — выкрикнул он.
Эрмина рассмеялась, обняв его ещё крепче за шею.
— В соседней комнате.
Там она соскочила на пол, захлопнула дверь, повернулась к нему и стала снимать с него одежду.
Они
— Я люблю тебя.
Эрмина сказала:
— Только никаких уз, никаких обязательств.
— И никакой ревности.
— Да, милый друг. Поцелуй меня.
Возвращаясь поездом в Париж, Ги уже тосковал по ней. Она назвала его Милым другом. Он глядел в окно на проплывающие мимо поля. Ему виделась её улыбка. Нашёл он в Эрмине то, что искал?
10
С лестницы дома на улице Дюлон послышался такой шум, будто по ней поднималась свинья с выводком поросят. Пришедший на завтрак Бурже, резко вскинув голову, взглянул на Мопассана. Ги как ни в чём не бывало продолжал намазывать джемом рогалик, потом поднёс его ко рту, откусил и помешал кофе. Снова взял газету «Голуа».
— Боже мой, что это... — произнёс Бурже.
Ги беззаботно отхлебнул кофе.
— Хороший отчёт о дебатах в палате, — сказал он.
В следующий миг дверь распахнулась, и, переваливаясь, вошла консьержка, мадам Тето.
— Хххха, — выдохнула она.
Мадам Тето была очень толстой. Телеса её колыхались, будто она была заполнена жидкостью; громадные руки казались вылепленными из теста, отвислые живот и груди как будто жили своей обособленной жизнью.
— Хххха. — Из груди её вместе с одышкой вырывалось несколько визгливых нот, словно из дырявого органа. — Вот смотрите. Опять письма. Они меня в гроб сведут. Карабкайся с ними по лестницам.
— Спасибо, мадам Тето, — сказал Ги, опуская газету.
— Возьмите их.
Женщина шагнула к столу. Казалось, она упадёт на него, и он расколется в щепки. Бурже, вскрикнув, подскочил. Но мадам Тето лишь вывалила пачку писем из сложенного пополам фартука и распрямилась.
— Вчера было четыре таких пачки. И сегодня ещё будут. Ххххха. Только поглядите на них. Опять пахнут духами. Все женщины... женщины...
Она пошла к двери, всё так же колыхаясь, будто медуза.
— Женщины... вгоняй себя в гроб... таская эти любовные письма... женщины. Хххха.
Консьержка с громким стуком захлопнула громадной ручищей дверь и, пыхтя, стала спускаться с лестницы.
Бурже бы потрясён.
— Господи Боже — ну и создание!
— Матушка Тето? Она добра, как голубка. У неё было пять мужей, старина. И все любили её. Последний был учителем.
Бурже передёрнуло. Ги громко захохотал.
— И все эти письма от женщин?
— Не знаю. Давай посмотрим.
Протянув руку, Ги взял одно письмо и вскрыл. Пробежал глазами страницу, перевернул листок другой стороной, потом прочёл вслух: «...так тронута замечательным пониманием женского сердца в вашем романе «Жизнь», что теперь знаю — вы тот мужчина, которого я ждала». Напрашивается на свидание.