Будь проклята страсть
Шрифт:
— Очень приятно, — ответил Ги и, протискиваясь мимо, ущипнул её за ягодицу. Увидел Мезруа, которого прижали к рыжеволосой женщине с громадным бюстом, протянул руку и отдал ему то, что написал по его заказу. Потом прокричал:
— Где Дюмон?
— Наверху. В редакции.
Мезруа кое-как высвободил руку и указал в дальний конец комнаты. Ги протиснулся сквозь толпу к узкой винтовой лестнице и поднялся в маленькое низкое помещение с захламлёнными столами, скомканными бумагами на полу, старыми стенными картами, умывальником с кувшином и раковиной, треснутыми газовыми лампами и чучелом пони. Сразу
— Что за толпа внизу? — спросил Ги.
— Несколько друзей, — ответил Дюмон. — Друзей газеты.
Это был невысокий полный человек с массивными чертами лица. Подбородок его зарос седой щетиной, крупные зубы были редкими.
— Пойдёмте ко мне в кабинет.
Он вышел вместе с Ги в коридор с неровным полом и множеством дверей. Когда они проходили мимо первой, из-за неё послышался женский смех — громкий, вульгарный.
— Пре-крас-но, — пробормотал Дюмон, к удивлению Ги. Мопассан уже решил писать для газеты, если условия — Дюмон славился прижимистостью — окажутся приемлемыми. Перед ним открывалась возможность публиковать лёгкие рассказы, которые он писал с удовольствием, но не мог пристроить в «Голуа».
Однако Дюмон даже не стал торговаться.
— Я не делаю секрета из того, зачем пригласил вас, — сказал он. — Беру новый курс. — Он откинулся на спинку кресла и забросил ногу на ногу. — Привлекаю лучшие литературные таланты. «Жиль Блаз» не должен терять своей развязности. Но это будет художественная развязность! Ха! — И взял номер газеты, исчёрканный красным карандашом. — Видите, что мы публикуем? Пикантные сплетни, скандальные истории, а теперь и рассказы. Развлекательное чтиво. Всё мастерски написано! Мы твёрдо ведём свою линию с тех пор, как пре-крас-на-я парижская пресса прошлым летом устроила кампанию против нас, добиваясь, чтобы газету закрыли за порнографию!
Дюмон с каким-то шуршанием потёр свои громадные ладони, поскрёб подбородок.
— Сегодня утром здесь был Артур Мейер. Этот человек мне нравится. Знаете, что он сказал? «Власть прессы? Ерунда! Если читатели моей газеты не соглашаются с тем, что там пишется, как, по-вашему, они поступают? Меняют свои взгляды? Нет! Меняют газету. Обращаются к «Фигаро», к «Эвенеман» — туда, где находят взгляды, подкрепляющие их собственные. Скажите, когда газеты начинают влиять на мнения и когда мнения начинают влиять на газеты? Я не знаю».
Ги засмеялся; это было совершенно в духе Мейера.
Дюмон поднял глаза.
— О серьёзных вещах нужно говорить легко. Главное в журналистике — научиться придавать серьёзность пустякам!
И громко расхохотался.
Раздался стук в дверь, потом заглянул человек лет пятидесяти с тремя бородавками, симметрично расположенными на одной стороне носа.
— Мадам Батиста, — хрипло сказал он, бросил на Дюмона лукавый взгляд, потом широко распахнул дверь, и в неё, распространяя вокруг себя запах духов, вошла высокая брюнетка с белым как мел лицом, широкими скулами, громадными подведёнными глазами и насмешливой улыбкой на губах.
Оба мужчины встали.
— Извините, — торопливо сказал Ги. — Мне пора.
Это явно была Подруга Газеты.
— Э...
Ги пришлось протискиваться к двери вплотную мимо мадам Батисты. Он поклонился, как только сумел. Из её низкого декольте ему в лицо пахнуло духами. Стоявший за дверью рассыльный — мужчина с бородавками — пошёл вместе с Мопассаном по коридору.
— Кто она? — спросил Ги.
Рассыльный подмигнул ему.
— Зовут её Лотти Шварц. Бывшая судомойка из кафе Поля. Мы спасли её от участи худшей, чем смерть. Спросите Детека.
— Кого?
— Детека — Бражника.
Они подошли к редакционному залу. Ги увидел Мезруа, разговаривающего с полулежащим на столе долговязым юнцом и с ещё одним человеком. Мезруа бросился к нему и схватил за руку.
— Ну как?
— Я сотрудник газеты, — ответил Ги.
— Отлично. Познакомься с коллегами. — Он указал на юнца. — Шарль Детек, неустрашимый Опустошитель Бутылок, известный как Бражник. Светский хроникёр.
Молодой человек, худощавый, симпатичный, добродушный, как утомившийся картёжник, с улыбкой пожал Ги руку.
— Барон де Во, — представил Мезруа другого. Тот щёлкнул каблуками и поклонился. У него были усы с загнутыми вверх кончиками, маленькие острые зубы, приталенный, похожий на корсет пиджак и вид дуэлянта.
— Он светский обозреватель, — сказал Мезруа.
— А в чём между ними разница? — поинтересовался Ги.
— В классе, — ответил барон.
— Ерунда, — презрительно произнёс Бражник. — Доказательство тому — Лотти только что зашла к Дюмону. Можете похвастать чем-то лучшим?
— Чёрт возьми! — Барон в ужасе прижал ладонь ко лбу. — Лучшим, чем эта... эта корова?
Все рассмеялись.
— Бражник, — сказал Мезруа Ги, — спасает несчастных молодых женщин. А они снабжают его сплетнями.
— Они ничем не могут снабжать меня, пока не преобразятся, — сказал Бражник. — Что мы делаем? Берём эти красивые, но безденежные создания. Первым делом вырываем их из лап несговорчивых матерей, стремящихся внушить им тщетную, несовременную и безнравственную надежду на замужество, а затем выводим в свет. Это фиалки. Простые, прекрасные, наивные фиалки. Мы учим их разговаривать, одеваться, появляться в свете, ходить, протягивать руку для поцелуя. Учим танцевать, ездить верхом, — с этими словами он указал на чучело пони, — требовать много денег, получать много денег и тратить ещё больше.
Бражник улыбнулся — и все остальные тоже.
— Они должны уметь быть хозяйками в доме; знать, как вести хозяйство, как обращаться со слугами, заказывать продукты, рассаживать гостей за столом, управлять лошадьми, грумами, лакеями. — Бражник усмехнулся. — Заметьте, мы не требуем от них невозможного. Потом, вытащив из безвестности, мы выпускаем их в Париж — и эти маленькие очаровательные фиалки появляются среди потоков шампанского под именами маркизы де Торр Пеллиси или графини Садия. Это искусство добиваться Успеха! А потом они только рады снабжать сплетнями нас, своих благодетелей.