Будь проклята страсть
Шрифт:
Ги сидел с пером в руке, глядя на улицу Моншанен, мысли его блуждали. Эрмина оказалась неотзывчивой; на его предложение приехать в Париж она прислала безучастный ответ. И Клем — прежде всего Клем. Она жила в Этрета, присматривала за виллой, писала только ради напоминания о связанных с ней делах. Под давлением различных обстоятельств их отношения вернулись к исходной точке. Никто из них, казалось, ничего не мог с этим поделать. Клем приняла это со своей нежной нетребовательностью.
И что теперь?.. Внезапно Ги ощутил одиночество и неприкаянность, от которых не было спасения после того ветреного вечера в парке много лет
Ги вымылся, неторопливо оделся и пошёл в ресторан Биньона. Через сорок минут никто похожий на автора письма не появился, и у него вышла стычка с несколькими охотниками за знаменитостями. Это был розыгрыш. Глупо было отзываться. На бульваре он остановил коляску. «Улица Моншанен, десять». Под стук подков лошади он внезапно поймал себя на мысли о Мари Кан... Мари...
Париж был охвачен горячкой преклонения перед героем, генералом Буланже [109] , который собирался, встав во главе войск, воздать отмщение Германии. Когда он, красивый, величавый, мужественный, гарцевал на вороном коне по Елисейским полям на параде Четырнадцатого июля, это вызвало бурю народных приветствий.
109
Буланже Жорж (1837—1891) — французский генерал и политик. Окончил Сен-Сир, служил в Италии, участвовал во франко-прусской войне. Был военным министром.
— Да здравствует Буланже! Да здравствует Буланже! — ревела густая толпа, из множества окон махали платочками. Где бы ни появлялся «отважный генерал», его встречали шумно, радостно, восторженно. А женщины! У Буланже было сто тысяч поклонниц. У всех швей и прачек в чердачных квартирах висели его портреты. Каждая светская дама мечтала, чтобы он блеснул в её гостиной. Алые гвоздики — эмблема Буланже — красовались в каждой петлице, на каждом корсаже, словно сердца, отданные мужественному генералу. Ги взирал на всё это с любопытством.
Пришла неожиданная весть. Эрве собрался жениться! Мадам де Мопассан написала из Антиба:
«Её зовут Мария-Тереза д’Андон. Эрве было почти перестал видеться с ней, и я решила, что между ними всё кончено, но вчера вечером он сказал, что они уже объявили о предстоящем браке и должны пожениться через десять дней. Рада ли я этому, не пойму. Приданого у неё нет. Девушка она хорошая, и видно, что любит его. Но как они будут жить, не знаю. Эрве рассчитывает на то, что ты присылаешь нам, и не выказывает склонности работать — разве что садовником, а в садовники его вряд ли кто наймёт».
Эрве
— Франсуа! Закажи фиакр. И возьми билеты до Антиба. Завтра едем на юг.
Ги нашёл Эрве спокойным, счастливым, влюблённым. Мария-Тереза была маленькой, слегка застенчивой и, подумал он, очаровательной. Эрве рассказал ей всё об их детстве в Этрета, об аббате Обуре и играх в церковном дворе. Братья засиделись до глубокой ночи, радуясь сохранившимся в памяти именам и улыбаясь воспоминаниям.
— Господи, была бы здесь Жозефа! — со вздохом сказала Ги мадам де Мопассан. — Эрве хочет пригласить на свадьбу самое меньшее пятьдесят гостей, большинства которых не знаю ни я, ни кто бы то ни было.
Старая Жозефа ушла на покой и осталась в Этрета.
Ги перед свадьбой подолгу разговаривал с матерью, много разъезжал. Утром в день бракосочетания ярко светило солнце. Мария-Тереза в белом платье выглядела обворожительно; Эрве потел в чёрном костюме и нервничал. Когда после венчания выходили из церкви, Ги сказал:
— Старина, что скажешь, если мы сделаем крюк и поедем по грасской дороге? Это не намного удлинит путь. Мы с матерью впереди, вы сзади.
— Хорошо, — ответил Эрве и обратился к Марии-Терезе: — Мы, кажется, выбрали самый жаркий день в году, не так ли, мадам?
Из-под конских копыт вздымалась пыль. Развевалась бахрома на тенте экипажа, море было залито солнцем. На минуту оно скрылось из глаз, когда дорога сделала поворот, потом она снова пошла вдоль берега. На полпути Ги велел кучеру:
— Остановите здесь.
Мадам де Мопассан удивлённо взглянула на него.
— Ги, в чём дело? Гости будут недоумевать, где мы.
— Не беспокойся. — Ги ободряюще пожал её руку. — Подождут. А теперь сойди.
— Дорогой, я ничего не понимаю.
Позади них остановился подъехавший экипаж с Эрве и Марией-Терезой.
— Почему мы остановились? — крикнул Эрве.
— Хочу вам показать кое-что, — ответил Ги и поманил их. — Идите сюда.
В густой живой изгороди, окаймлявшей дорогу, были ворота. Ги распахнул их, подождал брата с невесткой и повёл внутрь. Там был большой сад, простирающийся к самому морю, с цветущими клумбами, сверкающими теплицами, стоящим на месте оборудованием.
Эрве утёр пот со лба.
— Старина, чего это ради...
— Вот, Эрве, — Ги повёл рукой, — это всё твоё. Поздравляю.
— Моё? — уставился на него брат.
— Свадебный подарок от меня, старина. Теперь ты садовод.
— Ги, я не верю своим ушам. Ги... — На глазах Эрве навернулись слёзы. — Как... как ты... — Он обнял брата и расцеловал. — Это же стоит, должно быть, целое состояние!
Сияя от радости, он побежал мимо теплиц. Мария-Тереза обняла деверя.
— Спасибо. Ты так добр. Он больше всего мечтал об этом.
Мадам де Мопассан утирала глаза.
— Мария-Тереза! — радостно позвал Эрве. — Иди посмотри.
Они осмотрели сад — наскоро, потому что их ждали гости, — и на обратном пути, когда кучер погонял лошадей, Эрве оживлённо говорил:
— Какой большой! Я смогу продавать цветы в Антибе, Ницце, Канне. Видела мимозу? В сезон её будет столько, что мы станем отправлять её в Париж... Ги, теперь тебе нужно жениться и осесть здесь вместе с нами.
— Да, да, — поддержала его Мария-Тереза.