Будни банкира
Шрифт:
В кратких словах я поведал эту трагическую историю, полную подлых злодейств и гнусных предательств.
– И главное кто вор? Билли! Морис! Те, кого считал я друзьями...
– так восклицал я с горечью и сквозило в этих словах отчаянье, бессилие человека перед устройством мира.
Внимательно выслушал Жора моё не лишённое пафоса выступление.
Не проронив ни звука, долго морщил он лоб, тщательно подбирая слова.
Наконец, подобрал.
– Нет, мы не можем рисковать тобой, Юрик, - рассудительно молвил начальник отдела.
– А тем более челноком...
– Интересно, кто же согласится расстаться с золотом без пистолетов?
– Это да, по доброй воле расстаться с деньгами охотников маловато. Ну, ничего... Ты отдохни, Юрик. А я что-нибудь придумаю.
Глава одиннадцатая
Лучший отдых - смена занятий.
Кричали, смеялись дельфины, высоко выпрыгивая из бассейна, и дружно рукоплескала артистам дельфинария публика, восхищённая детвора, маленькие - от горшка два вершка - мальчики и девочки. С ними двадцатипятилетний дылда, весь в шрамах, просоленный ветром южных широт, пропахший дымом сражений, аплодировал и громкими криками выражал наивысшую степень восторга ловким трюкам дрессированных виртуозов, прыжкам через обручи и попаданиям носом в большой надувной мяч.
Затем шарик пломбира на добрые полчаса полностью завладел моим вниманием, с гранатовыми зёрнышками и кокосовой стружкой... отпад!
Речи экскурсовода слушал в музее изящных искусств, голографическая девушка со знанием дела толковала чем отличается цветовая композиция N 8 от цветовой композиции N 13, с умным видом кивал в такт воркующих её интонаций.
Пялился на чёрный квадрат работы Малевича, - проездом гостил у нас сей образец беспредметности - эстеты и снобы толпились вокруг, цокали языками и закатывали глаза, внезапно я почувствовал себя вполне отдохнувшим, потянуло на старое, к опиумным курильням и йо-хо-хо... пошёл я в ночной клуб.
Сел за стойку, взял бутылочку рому, осматриваюсь.
Дискотека была в самом разгаре.
На танцполе бесновались какие-то люди.
В тесном помещении совершенно отсутствовал воздух. Казалось, это двухвёдерная алюминиевая кастрюля стоит на огне, и в ней кипит, булькает, бурлит пузырями тёмное колдовское варево. Мужчины и женщины тёрлись друг об друга жаркими, раскалёнными телами, кричали, дёргались, извивались. Ослепительные светодиодные вспышки выхватывали из тьмы перекошенные, будто в пароксизме болезненного припадка, лица, толпу ломало и корёжило, трусило судорогами в пляске святого Витта. Смердело дезодорантом и потом. Децибелы разрывали перепонки. Бумць! Бумць! Бумць! гремели на полную мощность динамики.
Во всполохах цветомузыки я вдруг увидел её...
Нет некрасивых женщин, а красивые есть... в алых и синих всполохах я вдруг увидел её... В такт прыжкам взметались длинные белокурые локоны, руки подняты вверх,
– Гей-го, - кричала она, подскакивая, будто мячик.
Внезапно - не
– Гей-го, - заорал я с энтузиазмом и как необузданный жеребец взялся гарцевать около.
Дерзость моего появления ничуть не смутила девушку.
Поощрительная улыбка, чуть видимое движение губ... и этот взгляд, о! этот взгляд, в котором не разбери что: то ли флирт, то ли твёрдое обещание,
– то самое "мы будем жить долго и счастливо" -
Я наподдал жару.
Мне хотелось вопить и смеяться.
Вертеться, скакать, махать и трясти руками.
Будто артист дельфинария, дрессированный виртуоз с отключенным тренировками мозгом, я готов был сигать через обручи, тыкать носом в большой надувной мяч.
Я плавился в этих синих очах, я тонул в них... безумства и сквозняки.
Какой-то тип попытался втиснуться между нами.
Поставив корпус, я пресёк эти потуги.
Тип проявил настойчивость, он схватил меня за плечо.
Я круто развернулся... ба! да это Чиба.
Олег Чичибабин, мой однокашник, хохмач и душа любой компании, преферансист, прогульщик, повеса и лоботряс.
– Мы отойдём, - крикнул Чиба блондинке.
Она мотнула головой, ух... взметнулись белокурые волосы... я просто в угаре от этой девушки.
Я влюблён.
Мы протолкались к бару.
Йо-хо-хо, бутылочка рома дожидалась нас в целости и сохранности.
На Тортуге нравы простые, бесхитростные. Пиратский этикет вполне позволял джентльмену приложиться прямо к бутылке. Но здесь, в третьем тысячелетии, негоже приличному человеку глушить "из горла".
– Эй, бармен, дружище, организуй посуду.
Парень за стойкой поставил перед нами два высоких стакана, на треть плеснул в них спиртное.
– Ну, за встречу, - чокнувшись, два старинных товарища выпили... можно переходить к разговорам.
– Как ты?
– спросил Олег.
– В Национальном банке работаю.
– Ого, - Чичибабин уважительно покачал головой.
– Ничего интересного, - заверил я, - бумажки туда-сюда перекладываю. А ты?
– Без изменений. Всё по-старому.
Чиба - парфюмер.
Несколько раз в неделю он мотается в Париж семнадцатого столетия, туда тащит одеколоны и туалетную воду, обратно - закладные на недвижимость и векселя... мелкая сошка в империи Изи.
– Клёвая у тебя подружка.
– Это ты о ком?
– не понял Олег.
– О ней, - я взглядом указал на блондинку.
– А-а-а, - протянул Чиба.
– Понятно.
Он драматически, по-актёрски вздохнул:
– Хорошо бы, конечно, но Мария-Терезия мне не подружка. Не того я полёта птица, чтобы в друзьях у Жмудской ходить.
Чичибабин поднял указательный палец вверх и со значением потыкал им в воздух:
– Очень большой начальник. Правая рука вундеркинда. Если хочешь, его мозги...
... вот оно как... что ж, значит, быть вскорости без мозгов олигарху, - отобью я у него Марию-Терезию, украду, отвоюю...