Были два друга
Шрифт:
– Престо хочу поужинать с вами, - ответил он, снимая макинтош
Даша покачала головой, вздохнула и принялась аз тумбочки доставать тарелки, вилки.
– Только рюмок у меня нет.
– Это ничего не значит. Давайте сюда стаканы. Мы сейчас славно поужинаем.
Он сел на табурет, Даша на кровать. Она выпила несколько глотков очень сладкого, обжигающего напитка. И, как прошлый раз у Лидии на квартире, приятно разлилась по телу теплота, на сердце вдруг стало легко, весело. Потом он снова упросил ее выпить, и
«Даша, подумай, что ты делаешь?» - говорил ей внутренний голос.
«Ах, все это условности!
– отвечала она ему.
– Я немножко выпила, и мне очень приятно. И ни о чем я не хочу думать».
«Но это может далеко завести тебя?»
«Я и без того далеко зашла».
«Даша, будь благоразумной».
«Зачем?»
«Ты не должна вести себя так!»
«Все это чепуха! Я взрослая!» - сопротивлялась Даша собственному голосу совести.
Вначале она держалась настороженно, потом весело смеялась шуткам Георгия Александровича. В душе она смеялась над другой Дашей - чистой и гордой.
Но это продолжалось недолго. Она поняла, что пьянеет, и ей вдруг стало страшно за себя. Вспомнился Николай. Обида, горечь, тоска и досада снова пробудились в сердце. Она опустила голову на стол и заплакала.
Георгий Александрович осторожно погладил ее волосы.
– Дашенька, милая, что с вами?
Даша молча плакала. Он подсел к ней на кровать, положил руку на плечо.
– Дашенька, успокойтесь. Мало ли чего не бывает в жизни.
– Приподнял ее голову, посмотрел в заплаканные глаза.
– Что с вами?
– Я очень несчастна. Иногда мне бывает все безразлично, - прошептала она, всхлипывая.
– Зачем же так? Все это потому, что вы сами все усложняете.
Он привлек ее к себе и начал целовать губы, щеки, глаза, волосы. Даша не противилась, ей было все равно. Она сейчас ничего не боялась, ни о чем не думала. Прикрыв глаза, слышала в висках стук пульсирующей крови, чувствовала жар на лице, будто обдувал ее горячий ветер. На один миг ей показалось, что она сорвалась с обрыва и стремглав летит вниз. Так бывает иногда: только заснешь, кажется, что оступился и падаешь вниз, вздрагиваешь всем телом и испуганно открываешь глаза. Так и сейчас, охваченная ужасом стремительного падения, встрепенулась, открыла глаза и увидела спящего сына. Его свежее, румяное личико было удивительно похоже на лицо Николая.
– Пустите!
– сказала она тихо, но твердо и решительно.
– Дашенька, я ведь люблю вас. Очень люблю, - прошептал он.
– Пустите, - более настойчиво повторила она. Глаза ее стали сухими и колючими.
– Что вы знаете обо мне? Что я одинока и у меня сын? Нет, не такая уж я бедненькая, как вы думаете, - сказала Даша с вызовом.
– Дашенька, но я же люблю вас! Хотите, я встану на колени, буду клясться всем, чем вы хотите, - горячо проговорил он, прижав
Даша подошла к детской кровати.
– Я люблю другого, - тихо ответила она.
– Но он обманул вас. Бросил с ребенком…
– Не смейте так говорить о нем. Уходите, - сурово сказала она.
– Вы можете оскорблять меня, прогнать, но не можете запретить любить вас, - произнес он удрученно.
– Что ж, я пойду. Жестокая вы женщина! Как вы не можете понять, что отталкиваете от себя самого преданного, любящего вас друга.
Подавленный, задумчивый, он остановился против Даши, неторопливо надел пальто, взял шляпу.
– Что ж, я ухожу, но не отступаю. Я все еще надеюсь, что вы измените мнение обо мне. До свиданья. Покойной вам ночи, Даша.
Он ушел. Даша заперла дверь, убрала со стола посуду и легла в постель. На душе у нее было спокойно и немного грустно
ИЗ ДНЕВНИКА ВАСИЛИЯ ТОРОПОВА
28 августа
Сегодня после каникул вернулся в Москву. Впечатление такое, что после тишины захолустья очутился в другом мире.
Люблю Москву с ее шумом и сутолокой, с нескончаемым потоком автомобилей, троллейбусов, автобусов, трамваев, с ее чудесным метро. Здесь и ритм жизни другой, ускоренный, а люди тут умеют ценить время.
На вокзале меня встретил Николай. Уже по одному тому, что на нем был новый светло-серый костюм и хорошие туфли, не трудно было догадаться, что он приоделся, работая фрезеровщиком на одном из московских заводов. Всю дорогу к общежитию расспрашивал меня о доме, о нашем городе.
– Старики передают тебе поклон.
– Спасибо. Значит, не забыли еще?
– Мать снабдила подарками.
– Пущен завод, который мы строили?
– спросил Николай.
– Полгода тому назад! Посмотрел бы ты, что это за красавец!
– ответил я.
– Дашу не встречал?
– как бы между прочим спросил Николай. В его глазах засквозила грусть. Он до сих пор не может забыть ее, хотя после их разрыва прошло два года. Над его кроватью висит веточка с пятью еловыми шишками - память о Даше.
Вот и здание нашего общежития. В вестибюле по-прежнему за столиком сидела Константиновна.
– С приездом, - сказала она мне, улыбаясь. Это наша келья! Она тесная и темноватая, но мы
так привыкли к ней, что решили до окончания института никуда не переходить. Я был обрадован, заметив накрытый стол. На разостланной газете бутылка вина, колбаса, сыр, один стакан и перочинный нож, и ни одной тарелки, ни одной вилки. Это Николай так сервировал стол по случаю моего возвращения.
Николай - чудесный парень! Мне кажется диким, что мы когда-то ссорились с ним. За три года я успел здорово подружиться с ним.