Были два друга
Шрифт:
– Какая прелесть!
– воскликнула Надя,- ласково прикасаясь пальцами к цветам.
– На Кавказе в ботаническом саду гортензии цветут круглый год, - сказал я, чтобы напомнить ей о нашем предстоящем путешествии.
Надя приложила к губам палец, чтобы мы не говорили об этом в присутствии тетки. Она рассказала нам, что перенесла на ногах грипп и он дал осложнение. Теперь дело идет на поправку.
Мы пробыли у Нади больше часу. Николай смешил ее забавными анекдотами. Откуда он только берет их?
Надя поблагодарила нас за цветы, но больше за то, что мы догадались проведать ее.
Милая Надя, если бы ты знала, как я люблю тебя!
25 января
Николай, Брусков, Струков и я попали на подмосковный станкостроительный завод. Над нами взял шефство инженер завода по технической учебе Федор Сергеевич, - демобилизованный офицер. Он носит еще военную форму, только без погон.
Общее знакомство с заводом начали с конструкторского бюро. Когда вошли в огромный, с двухсторонним светом зал, заставленный чертежными столами, между которыми трудно было пройти, я сразу почему-то почувствовал - это моя будущая стихия. Еще до поступления в институт я мечтал стать конструктором.
Главный конструктор завода Виктор Никитич - моложавый, подтянутый, безукоризненно одетый, познакомил нас с работой своего бюро. Чем больше я вслушивался в его объяснения, чем внимательнее присматривался к тому, что делали конструкторы за чертежными «комбайнами», тем больше убеждался, что мне нравится конструкторское дело.
Здесь, на ватмане и кальке, творческая мысль конструкторов воплощается в замысловатое сплетение линий, за чертежными столами идет битва за скорость станка, за экономию металла, за высокую производительность. Станкостроительное производство - это такое производство, без которого не может работать ни один завод, ни одна фабрика, шахта, мастерская.
На стенах развешены большие фотографии станков, выпускаемых заводом. Тут несколько десятков различных моделей, все они похожи друг на друга, как родные братья, и в то же время разные.
Виктор Никитич посвящал нас в тонкости работы конструктора.
– Каждый конструктор, - говорил он, - должен быть технологом. Он прежде всего должен чувствовать металл, как токарь чувствует свой станок. Это дается практикой.
Его слова заставили меня призадуматься. Практика! Вот ее-то у меня и нет. Я еще из лекций и книг уяснил себе, что конструктор должен быть эрудирован в своей области. В современных условиях он не может работать в одиночку. Даже самый талантливый и опытный конструктор не в состоянии один создать сложный станок, ибо в его проектировании должны участвовать электрики, инструментальщики, гидравлики и другие специалисты. Я представляю себе станок в пятьдесят, семьдесят тонн, у которого больше десяти тысяч деталей, до десятка электродвигателей. Одному конструктору на разработку такого великана потребовалось бы десять - пятнадцать лет. За это время станок страшно устарел бы. Сейчас не время изобретателей-одиночек, какими были когда-то Нартов, Яков Батищев…
– Раньше все детали станка были оригинальными, - говорил главный конструктор.
– В модели, которую мы сейчас разрабатываем, почти восемь тысяч деталей. Можете себе представить, сколько потребовалось бы времени на их разработку. А во что это обошлось бы производству, если, начиная от станины и кончая гайкой, нужно было все делать заново. И вот перед конструкторами встал вопрос - унифицировать детали. Это колоссальный резерв в нашем производстве! Мы ставим
Николая тянуло в цехи, а мне не хотелось покидать этот светлый зал, заставленный чертежными столами.
26 января
Знакомство с цехами мы начали с модельного, где творческая мысль конструктора с плоскостного выражения на чертеже принимает объемную форму деревянной модели. Мы ходили за нашим шефом Федором Сергеевичем, как экскурсанты. Рабочие на нас смотрят одни удивленно - что это, мол, за ватага экскурсантов, другие покровительственно: ничего, не святые горшки лепят, третьи - с иронией - ходят тут, мешают работать.
Формовщики - это своего рода скульпторы. С какой тщательностью они с помощью гладилок, резцов и других несложных инструментов придают форме законченный вид!
Я обратил внимание на то, что в литейном цехе инженера трудно отличить от рабочего. Все они в спецовках, с перепачканными руками и лицами. Когда Федор Сергеевич представил нам мастера цеха, молодого инженера, мы приняли его за рабочего.
Пока мы присматривались, как формовщики колдовали над массивными формами, началось литье. С опаской мы приблизились к вагранке. Федор Сергеевич предупредил нас, чтобы держались подальше, потому что возможны при литье воздушные взрывы, которые далеко по цеху разбрасывают брызги расплавленного металла. Кран подал огромную бадью. Рабочий открыл отверстие в печи, и в бадью по желобу хлынула огненная струя расплавленного чугуна, разбрасывая вокруг искры: они взрывались в воздухе и были похожи на звезды. Зрелище было захватывающее. Вагранщик и литейщик стоят рядом с бадьей, прикрыв лица рукавицами, их будто избегают огненные брызги. Девушка-термистка на расстоянии, как фотограф, то и дело прицеливается аппаратом к струе металла, замеряя температуру. К ней подошел пожилой усатый литейщик, он через темные очки смотрел на струю.
– Ну, сколько?
– Тысяча четыреста.
– Не верю, - улыбается литейщик, озорно подмигивая вагранщику. Подходит вплотную к бадье, ребром ладони резко рассекает струю металла. Мы так и ахнули от изумления. Останется усач без руки. Но каково наше было удивление, когда литейщик сначала понюхал свой указательный палец, потом лизнул его.
– Правильно, девушка, тысяча четыреста, - сказал он, улыбаясь.
Мы не могли понять, в чем тут дело. Мастер цеха объяснил нам, что тут нет обмана, все это делается по законам физики. Вокруг руки, когда она попадает в огненную массу, образуется воздушная оболочка, она-то и предохраняет руку от ожога. Если рука будет сухая или слишком влажная, может быть тяжелый ожог. На такой фокус может рискнуть только человек, который запанибрата с расплавленным металлом. Прав главный конструктор - металл надо чувствовать.
Я часами смотрел бы на захватывающее зрелище литья. Вот где мысль конструктора находит уже более конкретное воплощение.
Нет, я не жалею, что поступил в станкостроительный институт.
5 февраля
Нас раскрепили по местам. Николая зачислили на временную работу в механический цех фрезеровщиком, дали ему станок и восьмой разряд. Повезло Николаю. Он будет не только отбывать практику, приносить заводу пользу, но и зарабатывать деньги. Николай советовал мне пойти к нему подручным, обещал за месяц научить самостоятельно работать на фрезере. Но меня тянет к чертежному «комбайну». Я договорился проходить практику в конструкторском бюро. С чувством священного трепета сел за свое «рабочее» место.