Было записано

Greko

Чтобы случилось все, как задумано, нужна была разведка. Дорохова не стало, но остались его люди, способные творить чудеса даже с неопытным командиром. Летучий отряд снова был на острие движения русских колонн.

На подходе к аулу Алды от охотников пришла весточка: аульцы спешно угоняют скот в лес. Тут же бросили вперед кавалерию. Баранту успешно отбили — до 700 штук рогатого скота и более 1200 овец. Солдаты радовались как дети предстоящей пирушке. Граббе распорядился половину баранов отправить в батальонные котлы, а все остальное — передать для вознаграждения потерь,

понесенных казаками станиц Луковской и Калиновской.

Лермонтов негодовал на привале:

— Овечий рыцарь! Велика заслуга — скотиной отряд вознаградил!

— Ничо, Юрич! Будет и на нашей улице праздник! — успокаивал командира Девяткин. — Лучше шашлычку отведайте! Хорош шашлычок-то!

Унтер-офицер вел себя с поручиком запанибрата. Хлопотал вокруг него, как заботливая кумушка, играя практически роль денщика и телохранителя, не взирая на свои награды и звание. Не знал, чем угодить. Лермонтов не возражал. Помнил совет Дорохова полагаться во всем на Васю и прислушиваться к его советам.

Наутро отряд двинулся дальше. Снова летуны шли впереди. Прочесывали Гойтинский лес. Столкнулись с неприятелем. Разрозненные партии горцев наскоро возводили завалы. Поджидали войска Граббе, чтобы выбивать метким огнем колонны на марше.

Лермонтов скомандовал атаку. Лес густотой не отличался, и конница смогла обойти справа баррикады из бревен. Форсировали тенистую речку и ударили с фланга. Выгнали значительное скопище чеченцев на открытое пространство и порубили. Уничтожили большую часть побежавшего врага, не ожидавшего налета кавалерии. Даже трупы не дали им унести.

Радостно доложившего об успехе Лермонтова Граббе похвалил, но далее последовало неожиданное продолжение:

— Завтра поступите в распоряжение генерал-лейтенанта Галафеева. Он возглавит ваш рейд.

Что за диво: генерал-лейтенант во главе отряда казаков?[2] Тем не менее, пока главная колонна следовала к Урус-Мартану и далее в сторону Гехи, сотня охотников носилась по окрестностям, занимаясь уничтожением уцелевших летом небольших аулов и хуторов. Галафеев не вмешивался. Кивал одобрительно. Словно инспекторский смотр проводил молодому командиру. И приглядывал, чтобы Лермонтов не дал слабину: самостоятельно командовать сожжением селений требовало немалого усилия над собой. Старые генералы это хорошо понимали.

30-го октября войска Граббе подошли к Валерику. В обстоятельной разведке необходимости не было. И так было понятно, что Ахверды-Магома попытается повторить бойню 11 июля. Но победителя Ахульго так просто не проведешь: перед лесом, где ожидались завалы, расставили орудия, а один батальон отправили в обход, чтобы зажать мюридов как в тисках.

Выстрел за выстрелом угощали орудия чугунными вспрысками лесную чащобу. С высоких деревьев сыпались мертвые чеченцы, засевшие в засаде. Обнаруженные завалы долбили ядрами. Рой щепок сметал их защитников не хуже картечи. В глубине леса стали вспыхивать дымки: обходная колонна вступила в бой, угрожая тылам Ахверды-Магомы. Он не выдержал и стал отводить своих людей.

— Вперед! — приказал Граббе.

Войска, сохраняя походный порядок, выдвинулись

к переправе через Валерик. Беззаветная команда металась вдоль всей линии движения, следуя за своим командиром. Он желал оказаться непременно там, где жарче всего. То тут, то там вспыхивали перестрелки с задержавшимися в лесу горцами, но особой угрозы от них не ждали. Лермонтов нервничал. Бой явно разворачивался совсем по другому сценарию, чем июльский, и он, как командир личного отряда, никак не мог найти способа отличиться.

— Орудию! Орудию! — послышались крики из арьергарда. В самом хвосте колонны, защищавшей тыл, разгорелась оживленная перестрелка.

— Коль кабардинцы просят «орудию», дело плохо! — подсказал Вася.

— За мной! — повеселел Лермонтов и понесся к людям генерала Лабынцова.

Отряд застал редкий момент, когда отступавшие цепи оставили без прикрытия батарею молоденького артиллерийского офицера Кости Мамацева. Несмотря на свой юный, 22-летний возраст, он успел прилично повоевать — полных три года прослужил в Кавказской гренадерской артиллерийской бригаде. Присутствия духа не утратил даже тогда, когда увидел, что горцы, изрубив боковую цепь, бросились к пушкам. В этот же момент рядом, как из-под земли, вырос Лермонтов в своей красной канаусовой рубашке. Поручик сжимал рукоять Васиного горлореза. Его охотники встали по бокам и за спиной, спешившись с лошадей.

Их помощь не пригодилась. Мамацев подпустил чеченцев поближе и угостил их картечью почти в упор. Горцы прянули в стороны. Чугунные пули бороздили дорогу и собирали кровавую жатву. Пушкари так увлеклись боем, что, не баня орудия, отправляли снаряд за снарядом. Неприятель побежал, надеясь укрыться за высоким завалом.

— По коням! Атакуем! — закричал Лермонтов и бросился к своему белому коню.

Помчался на коне к завалу.

— Кто ж завалы так атакует?! — кричал ему в спину Вася. Ему была абсолютно ясна глупость атаки.

Верный привычке подчиняться, весь отряд последовал за командиром. Их встретил слаженный залп. Не жужжание, а мощный гул пронесся над головой. На счастье охотников горцы не рассчитали с прицелом. Или поторопились, опешив при виде несущейся на завал конницы.

— Обходим! Обходим с фланга! — не унимался Вася.

Лермонтов что-то бессвязно выкрикивал, махал бестолково шашкой.

Наконец, завал кончился и удалось его обойти. Горцы тут же побежали к своим лошадям. Охотники кинулись преследовать. Лишь малая часть успела ускользнуть, пользуясь быстротой и свежестью своих лошадей. Остальные были уничтожены.

Еле догнал Вася Лермонтова. Церемониться не стал. Поравнявшись, направил своего коня на лошадь поэта, стал оттеснять, заставляя уйти в сторону. Лермонтов не сопротивлялся, не удивился. Удивился, а скорее, ошалел Вася. Михаил Юрьевич хохотал как бешеный.

«Истерика, что ли? — размышлял Вася. — Или так нахлобучило? Будто таблеток наглотался. Видно же, что все ему нипочем!»

Сам уже успокоился. Оба были в безопасности, отдалившись на приличное расстояние от завала. И отряд тоже возвращался. Вася видел их лица. Злые, недовольные.