Царь-дерево

Цзылун Цзян

— Она сказала, что умрет от тоски, ведь больше года уже не танцует. Судя по всему, в будущем тоже не на что надеяться. Танцы у нас не в чести.

Она может потерять квалификацию… Ну что ж, Лао Вэй не станет ей мешать. Он любит ее как родную, у него нет дочери, а у Сансан — отца, к тому же она обладает достоинствами, каких нет у других девочек: скромностью, простотой, понятливостью. Она не плакса, не хохотушка. Она как взрослая. Заботится о своей семье из шести человек, все они живут в ее маленьком сердце. В первый день праздника Весны, когда все сели за стол, уставленный разной снедью, она так и застыла на месте, не зная, с чего начать. Затем взяла четыре сладкие лепешки и украдкой спрятала в карман. Все возмутились — настоящая нищенка, — тут же рассказали Лао Вэю, требуя, чтобы

он ее отчитал, что подумают их шефы — военные. Лао Вэй видел, что сама она почти ничего не ест, просто взяла свою долю, чтобы отнести домой. Конечно, это произвело скверное впечатление. Но Лао Вэй ни слова ей не сказал — он не сердился.

Он, как мог, заботился о девочке, советовал ей побольше тренироваться, усердно учиться. Надо вступить в комсомол, потом в партию. О личной жизни пока не думать… Сансан низко опускала голову и улыбалась. Что до учебы, то Сансан не раскрывала своих планов на будущее. Подперев рукой подбородок, она либо сидела потупившись, либо, задумавшись, смотрела в окно. Когда она подала заявление в комсомол, все молчали, не говорили ни хорошего, ни плохого. Она была замкнута, а людям это не нравится. К тому же Сансан продвигалась по службе, ей часто поручали главные роли, и девушки ей завидовали. Парни, которых она отвергла, не питали к ней добрых чувств, те, кто симпатизировал, не решались ее хвалить. В общем, выступать на собрании было некому. Тогда Лао Вэй взял инициативу в свои руки, и Сансан с грехом пополам приняли в комсомол. Но Лао Вэя вскоре постигло разочарование, Сансан не оправдала его надежд, хотя он потратил много сил на ее обучение. В будущем, чувствовал он, девушке придется менять профессию.

Об отношении Лао Вэя к Сансан судачили и в ансамбле, и в управлении. Это, разумеется, не имело ничего общего с тем, что говорили о Лао Суне. Просто все полагали, что Лао Вэй ищет невесту своему сыну, инфантильному и легкомысленному, которого должна опекать жена. Все это было неприятно Лао Вэю. Однако планы у него были совсем другие, он хотел сосватать Сансан за сына своего боевого друга, замечательного представителя третьего поколения, как считали старики, представители первого поколения: член партии, военный, выдержанный, серьезный. Лао Вэю очень хотелось, чтобы Сансан была счастлива…

— Было бы хорошо, если бы ей удалось попасть в тот ансамбль, — сказал Лао Вэй, поразмыслив.

— Как вы можете так говорить! Я никуда ее не отпущу! — Парень сорвался на крик.

— Не отпустишь?

— Не отпущу! — решительно заявил Чэншань. — Не хочу с ней расставаться. Муж и жена должны съезжаться, а не разъезжаться.

— О! — Лао Вэй похлопал Чэншаня по плечу. — Ты чего так разволновался? Были же в давние времена Пастух и Ткачиха! [38]

— Скажете тоже! — печально усмехнулся Чэншань. Он сидел на ступеньках, обхватив голову руками.

38

Имеется в виду легенда о двух влюбленных, которые могли соединяться лишь раз в году; седьмого июля прилетали сороки и выстраивались в воздухе в мост через Серебряную реку (Млечный Путь), и две звезды, Вега и Альтаир (Пастух и Ткачиха), встречались на этом мосту.

Лао Вэй вспомнил, как после собрания, на котором Сансан принимали в комсомол, в кабинет к нему влетел секретарь комсомольской организации и заявил:

— Товарищ Вэй, вы не понимаете ситуации, Сансан нельзя было принимать в комсомол, у нее роман.

Лао Вэй не поверил, а потом рассердился. Сансан же двадцать, она закончила обучение, переведена в штат и имеет право на личную жизнь, но чем позже выходит актриса замуж, тем лучше для ансамбля. А то родит и лишь через год сможет выйти на сцену, а выйдет — дома некому присмотреть за детьми, придется таскать их с собой, даже на гастроли. Бывает, что нельзя выделить отдельную комнату, тогда дети мешают всем спать по ночам. Во время выступления выбегают на сцену, ведь они пролезут в любую щель. Как-то один мальчуган вылетел на сцену, когда там разыгрывался эпизод с разбойниками.

Актеры не знали, что делать. В зрительном зале тоже началось замешательство. Лао Вэй тогда чуть в обморок не упал. Поэтому в ансамбле существует неписаное правило: девушки могут заводить романы после двадцати четырех, а в двадцать шесть — регистрировать брак. Кроме того, Лао Вэй считал, что молодые годы — самое лучшее время для учебы, а любовь отвлекает от дела. Он хорошо помнит, как один руководитель ансамбля из-за актрисы потерял партбилет. Но даже это его не образумило. Любовь — страшная вещь! Поэтому он строго-настрого запретил девицам влюбляться, как только что-нибудь заметит, тут же принимает меры. И вдруг оказывается, что скромница Сансан влюбилась! Душу Лао Вэя словно огнем обожгло. Не потому, что рухнули его планы выдать девушку за сына своего боевого друга, совсем нет. Не такой Лао Вэй человек. Но как посмела его любимица тайком от него заниматься такими делами?

Он немедленно разыскал Сансан и учинил ей допрос. Сансан все отрицала. Лао Вэй побежал к секретарю комсомольской организации и подробно обо всем его расспросил, узнал, что кто-то видел Сансан с молодым человеком в кино, а потом на улице, они прогуливались. Лао Вэй снова вызвал Сансан и допросил с пристрастием:

— Такого-то числа, такого-то месяца с кем ты была в кинотеатре Чжуншаньтан? С кем гуляла по улице Саньминьцзе такого-то числа, такого-то месяца?

Сансан, покраснев, тихо ответила:

— С соседом.

— С соседом? — Лао Вэй строго посмотрел в глаза Сансан.

— Да, с соседом. — Сансан отвела взгляд.

— У тебя с ним ничего такого нет? — допытывался Лао Вэй.

— Нет. — Сансан покачала головой и тихо сказала: — Мы с детства вместе росли, в одной школе учились. После смерти отца он помогал мне присматривать за братишками и сестренками, приносил уголь, собирал сухие листья для растопки, наши семьи жили как родные.

— А в кино…

Сансан прервала Лао Вэя:

— Мы должны были идти с его сестрой, но она не смогла и отдала билет ему, я об этом не знала.

— Что же, помогать соседям — дело хорошее, только помни, тебе еще рано…

— Я знаю, — не дослушав, сказала Сансан, стремительно поднялась и вышла. Вскоре после этого разговора Чэншань написал Сансан письмо, растревожив девичье сердце. Любые запреты бессильны перед законами природы, перед любовью, когда приходит ее пора. Но Сансан была очень послушной и больше не давала пищи для разговоров. Однако с того дня, как ей исполнилось двадцать четыре, каждый вечер, как бы ни было поздно, у входа в театр ее поджидал парень, чтобы проводить до дому. Чуть ли не через два-три дня она получала от него длинные письма. «Сансан, это твой парень?» — спрашивали у нее. Сансан краснела и улыбалась.

Лао Вэй, который в конце концов познакомился с Чэншанем, стал думать, что этот парень не хуже сына его боевого друга. Во всяком случае, Сансан он больше подходит. Вырос в простой семье, познал трудности, скромный, жизнестойкий, к Сансан очень внимателен. Во время зимних и летних каникул в свободное от занятий время он приходил в театр. Иногда Лао Вэй прибегал к его помощи: парень продавал билеты, вырезал иероглифы на восковке… Оба они, и Сансан, и Чэншань, были для него все равно что родные дети, и он желал им счастья…

Сансан вышла во двор, обмахиваясь платочком. День выдался очень жаркий, и на сцене была страшная духота.

— В четвертой сцене, — сказала она, — диалог на двадцать минут, я попросила Сяо Хай побыть у аппарата и вышла немного подышать.

Она сняла куртку и осталась в розовой кофточке, плотно облегавшей ее немного полную, но стройную фигурку. Она располнела меньше, чем остальные девушки из танцевальной группы, — видимо, понемногу все же тренировалась. Сдержанная, спокойная, с высоким лбом, четко очерченным крупным ртом, она напоминала Лао Вэю Гуаньинь [39] , переходящую море, чье изображение он как-то видел в одном из храмов Сучжоу.

39

Гуаньинь — богиня милосердия.