Царица Армянская
Шрифт:
— Тебя что-то заботит?
— Да нет, просто так.
— И все-таки что-то сверлит твой ум?..
— А сверло то именуется Кама Варашем. Он здесь у нас за хозяина.
Нуар подливала мужчинам пива. Иногда и сама отпивала глоток-другой.
— Божественный престолонаследник выдворил вон из своего шатра послов
Мурсилиса. Надо было видеть этих хеттов. Смех, да и только...
Отец сурово глянул на нее.
— Не вмешивайся в мужские дела и
— Хорошо, отец. В таком случае пойду-ка я поищу радугу, проскользну
под нею, может, обернусь юношей!
— Ну зачем же? — улыбнулся Таги-усак.
— Чтобы не кто-то в меня влюблялся, а сама бы я выбирала кого
полюбить, не кто-то дарил меня другим, а сама бы я одаривала!..
— Каждый из богов, — вздохнул медник, — что-то непременно у нас
отнимает. Один уносит человека, лишив его жизни, другой — домашних и диких
животных, третий — хлеба лишает. И медь мою тоже уносит. Сколько богов,
столько даней и податей...
Арбок Перч потягивал пиво. На Нуар, которая, разговаривая, обращалась
только к Таги-Усаку, он больше не смотрел. Все беды от нерасположения
богов. Ни чувства, ни горячее сердце не вызывают ответной любви в том,
кого жаждешь, если боги того не желают. А кому они нужны, такие боги?..
Арбок Перч поднялся.
— Пойду-ка я. Меня уж, наверно, ищут. Будьте здоровы.
Нуар не пошла, как это полагалось, проводить его.
* * *
Река Тер Мадон, как бы взрезая скалистое ущелье, разделяет гору
надвое. По одну ее сторону — граница Хеттского царства с крепостными
дозорами и воинским гарнизоном. Царство это огромное, тянется на запад до
самой Фригии, на юг до Лугги, на север до Арзавы*. Если из Нерика
пуститься в путь до хеттского города Иштитту, целых шесть дней надо ноги
сбивать, а от Иштитту до Арзавы, чтобы в море окунуться, в пять раз того
больше добираться надо.
_______________
* Ф р и г и я и А р з а в а — древние государства в Малой Азии;
Л у г г а — южная часть Хеттского царства.
Мари-Луйс знала про все эти расстояния и удивлялась, почему ее люди,
давно уже отправленные в пределы Хеттского царства, не возвращаются. Она
стала подозревать, нет ли среди ее приближенных предателей, которые
сообщают хеттам о засылаемых ею лазутчиках. Может, это даже сам великий
жрец Кама Вараш. Он ведь из хеттов... У Мурсилиса дьявольский аппетит, он
спит и во сне видит, как бы заглотнуть Нерик. Но этому не бывать. Руки
коротки, хоть не раз пытался. До храма Мажан-Арамазда и
алтаря добраться не легко. Всякий раз, как только Мурсилису удавалось
ступить на противоположный берег Тер Мадона, армяне топили хеттов в их же
крови. Зато теперь Нерик заполонили хеттские жрецы.
Мари-Луйс знает, что Мурсилис нагло объявил своим военачальникам,
мол, если армянская царица хоть раз почтит его ложе своим роскошным телом,
он вернет ее супругу Каранни тегарамские и торгомские земли.
Говорят, этот Мурсилис пользуется благосклонностью женщин. Любопытно
было бы его увидеть... Но каков наглец!..
Хеттские жрецы шныряют по всему Нерику. Зачем они здесь? Неужто
только на моление явились?.. Таги-Усак рассказал ей, что Каранни, да будет
вечно благоволение богов к нему, выдворил послов Мурсилиса и уничтожил его
грамоту. Прекрасно!..
Зачем водой заливать огонь, если этот огонь — твое божество...
Царице были отведены небольшие уютные комнаты наверху, в башенной
части. Оттуда ночью прекрасно просматривалось все небо.
Полы были устланы ворсовыми коврами и белыми кошмами. Каменные стены
увешаны шкурами диких животных, а местами ярко расписаны. Тут же висели
рога, старинное оружие, у стен на бронзовых треногах стояли скульптурные
изображения разного рода богов и идолов с белыми глазницами и бегущая
косуля — герб Нерика. В священной чаше горел огонь. Мари Луйс подлила в
него масла. Голубое пламя бездымно качнулось, пахнув ладаном.
А у Таги-Усака кудри полыхали, как огонь в этой чаше, и глаза будто
молили о чем-то... «О боги, что делать, не идет он из головы!..» Мари-Луйс
подумала о своем малыше. Он сейчас спит в люльке, подвешенной к потолку.
Как бы нянюшка не заснула и не прозевала, если он вдруг раскроется!..
Уберегите его, о боги! И что там делает супруг?..
Мари-Луйс опустилась на колени перед изображением бога Мажан-Арамазда
и долго молилась за мужа, за сына, за немощного царя-отца. Молилась, а
облегчения не обретала. Видно, грех пожирает душу: слишком часто она
произносит имя Таги-Усака. И зачем это, зачем?! Отведи злую напасть,
всесильная Эпит-Анаит!..
Царице вдруг стало не по себе от одиночества. Она поспешила к жене
хозяина дома. О тревогах своих с ней, естественно, не поговоришь, но тем
не менее облегчить душу можно.
Каранни отправился к морю Наири. Не завлекла бы его коварная синь