Царственный паяц
Шрифт:
возлечь («Провижу день»). В том же роде: так мало можно нам, а сколького нельзя!
(Кладбищенские поэзы, I).
* Толкуя по школьному, о «неправильностях», оговорю, что теперешняя
неправильность может быть будущим правилом: вспомним, что наше выражение
«коровы пришли» содержит форму мужеского рода вм. женской «пришлы», и звучало
некогда столь же дико, как доныне звучит «корова пришел».
Никто, конечно, не затруднится нередкими случаями необычного
множного числа вм. одинного, большею частью при значительном количестве предмета
или повторяемости явления, напр.: я к Вам спешу на парусах своих экстазных
своеволий (Весенние рондели, I); беги автомобилей (Ананасы, Увертюра); несмотря на
зной дней (Письмо на юг - ср. жары, холода); погребальные звоны (Миньонет- ты, II);
лета... недопитых любовей (Обреченный); обласкан шелестами дюн (Поэза д. м. и
отроч.). Смущают меня «сосны, идеалы равнопра- вий» (Июльский полдень) и
«лучинок из берез» (Поэза спичечного коробка).
Изредка, опять-таки нисколько не затемняя смысла, поставлено, напротив того,
одинное число вм. множного. Почти не заслуживают внимания, как встречавшиеся и до
Северянина, «чара» (сколько чары!
– Валентина) и «грёза» («Что такое грёза?»,
245
«любимая, вечная грёза» Земля и Солнце). Рискованнее: «ваши песни запетая кознь»
(Вне), «все гнезда в лопочущем хлопоте» (Фантазия восхода) и «щекотать просонок
вод» (Светосон), причем вдобавок в последнем случае ни размер, ни рифма не мешали
сказать «просонки».
Книжнику могут еще не понравиться некоторые особенности в произношении, по
большей части вполне допустимые, или даже проистекающие из игнорируемых
школьной грамматикой свойств живой речи. Таковы случаи необычного обессложенья
звука «и» перед гласными, как «их вздох витьеват» (Эксцессерка) и «фимьямною лило-
вью» (Интермеццо); в том же роде «съединить» (Посвящение и Процвет Амазонии),
уже и прежде допускавшееся вм. установившегося, но сугубо книжного «соединить»
— ср. съёмка; чисто по-русски было бы «с-одн-ить». Произвольным кажется опущенье
«соединительной гласной» в словах «озерзамок» (Поэзоконцерт — несколько раз) и
«зерка- лозеро» (В шалэ березовом), вм. озерозамок и зеркалоозеро. Тут, однако,
неловко лишь самое сложение, на немецкий лад, довольно длинных слов, а укорочка
находит параллель в живом произношении: «наберж- ная» вм. набережная, «проволка»
вм. проволока; для «зеркалозера» есть даже ближайший образец в прикладке
«белозерский» вм. бело- озерский. Насильственнее, отчасти даже крайне неприятны —
иной раз, впрочем,
ты издеваешься над мной (Аккорд заключительный), чарует грёза все одна и та ж
(Тринадцатая); люблю клуб дам не потому ль? (Клуб дам); дрожит в руке перо ль
(Сонет: «Мы познакомились»); люб ль, рифма — рубль (Злата)*, я руки перегрыз б
(Фиолетовый транс).
* Сравним с этим иную, на мой слух вполне правильную, рифму: «корабль — раб»
(Соната в шторм) — для нас, северян, нормальный выго-
В том же роде: строй мирозданья скуп и плоек (Все то же) и: лисицы, зайчики без
норк (Поэза детства моего и отрочества, I), в противоположность которым читается: их
мотив был... полон ласок (Неразгаданные звуки). Наконец, отмечу употребление в
некоторых пришлых словах и в образованных с иностранною наставкою, звука э вм. ё,
на месте французского звука б: ленты лье (миль), рифма: «колье» (Колье принцессы.
Увертюра), грёзэрка (Качалка грёзэрки), что должно бы звучать «грезёрка», или лучше
бы: «грёзница», либо, с шуточным оттенком, «грезунья». Впрочем, рифма у Игоря не
очень доказательна для выговора, так как он ее нередко заменяет отдаленными
созвучиями, — «ассонансами», как он говорит: ассонансы, точно сабли рубнули рифму
сгоряча (Эго-фут., Прол.), хотя испанский ассонанс, это - проведенное по целому ряду
стихов «равногласие», напр., дама-рана-слава- услада-зараза.
Еще менее могут затруднить и смутить, при большом разнообразии в этом
отношении русской речи, случаи необычного ударения, как пороша вм. пороша (Сказка
сиреневой кисти, Женская душа, Nocturne: «Месяц гладит камыши» — этот выговор
есть в областной речи); разведи костер у борозд (Идиллия — ср. «в грозе небритых
бород» у Баратынского, «Дядьке-итальянцу»); в рёках («И рыжик, и ландыш, и слива»);
по волнам (Поэза д. м. и отр., I); в этих слёзах (Из Сюлли- Прюдома); с неба синего
льетесь струями (Nocturne; «Струи лунные»). Несколько странна только «холодная
кйрка» (Отравленные уста), т. е. протестантская церковь, вм. киркй — лопаты.
Строгая грамматика осудит, но живое чутье оправдает также следующие случаи
переходности и страдательности, при употреблении глаголов средних: но кто
надтреснул лунный обод? (Октябрь), отстрадан- ные обманы (Тж.
– это слово могло бы
войти также в предыдущий пункт, ибо должно бы собственно звучать
«отстраданный»); росой на- каплен мой бокал (Эго-фут., Эпил.); награжденный, хочу