Царственный паяц
Шрифт:
полного»; или: «Щемящие ласки, нежданность паденья... его отуманенный винами
взгляд, и дерзостно смелый порыв Наслажденья, и с плеч моих спавший кисейный
наряд». Мария Папер способна подыматься до больших высот безвкубйя (например:
«Ягодной струей желанного вечный мрамор орошу», «Близ тебя я проснусь и созрею,
близ тебя я, как роза, нальюсь») и беззастенчивости (например: «Темен был его плащ и
постель не узка... В извива- ньях своих он был твой и ничей...
утопала кровать... О, когда б ты могла ничего не скрывать!»). Особенность Марии
Папер в том, что она любит запутывать массу известных лиц в свои интимные
переживания, она любит «посвящать» и каждому умеет сказать что- нибудь
неприятное. С. Городецкого она называет своим «стройным мальчиком», «с легкой
синью глаз лилейных» (какая гадость!). В. Роп- шину (очевидно, автору романа «Конь-
блед») спешит сообщить, что она с ним заодно, Сергею Ауслендеру значительно
напоминает о «девственно пышном страсти махровом цветке», Осипу Дымову
покровительственно говорит: «Мы с тобою, дитя, прощались навеки, но не навсегда».
Своею фамильярностью она не щадит и умерших... Авроре Дюдеван она говорит, что
они - сестры, госпоже Сталь рассказывает, как она, Мария Папер, родилась в «медовую,
греховную ночь», Байрона она называет своим другом и «кровным братом» (Байрон —
семит?). Кроме лиц вышеупомянутых, в книге Марии Папер еще скомпрометированы:
Федор Сологуб, Мирра Лохвицкая, Сергеев-Ценский, А. Блок, С. Рафалович, Оскар
Уайльд и Пшебышевский.
Перелистывая стихи, присланные для отзыва в редакцию «Утра России», я не могу
отвязаться от одной мысли: как хорошо было бы, если бы Мария Папер встретилась с
Игорем-Северяниным. Это — поэт вполне в ее вкусе. Вот его стихи:
Гитана! сбрось бравурное сомбреро,
Налей в фиал восторженный кларет...
Мы будем пить за знойность кабалеро,
Пуская дым душистых сигарет...
...Галоп мандол достигнет алегретто,
Заворожен желаньем пируэта,
Зашелестят в истоме вздохи пальм...
Вина! вина! Обрызгай им, Гитана,
Букет мыслей... Тогда не надо тальм, - Тогда помпезный культ нагого стана.
Игорь-Северянин творит из своей личности поэму «вечно-мужественного», вполне
соответствующую тому идеалу «вечно-женственного», что из себя создала Мария
Папер. Он не меньше скомпрометировал своей книгой женщин, чем Мария Папер
мужчин. На обложке его книги напечатан отклик (в прозе) поэтессы Изабеллы
Гриневской: «От всей души благодарна поэту Игорю-Северянину... Горячо желаю его
звучным и задушевным стихам широкого распространения». Он посвящает свою книгу
«Памяти почившей Королевы
251
благоговейно склоненный».
Нет! Если только существует какая-нибудь целесообразность в природе — Игорь-
Северянин и Мария Папер должны полюбить друг друга, они созданы друг для друга и
взаимно будут друг друга нейтрализовать.
В тех поэтических трафаретах, которыми они пользуются оба, явно влияние
Бальмонта. Бальмонт в некоторых своих уклонах дал слова и речь, приготовил русло
этому голосу внутренней духовной пошлости, и вот плоды его неосмотрительности.
Виктор Ховин
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ СТИХИ
СПб., 1911. Предвешняя зима
Кто откроет книжку г. Игоря Северянина, будет убежден, что перед ним пародия на
стихотворения декадентов. В самом деле, трудно представить себе, что такое,
например, стихотворение может быть написано серьезно:
М-МЕ SANS GКNE Это было в тропической Мексике,
Где еще не спускался биплан,
Где так вкусны пушистые персики, —
В белом ранчо у моста лиан.
Далеко-далеко, за льяносами.
Где цветы ядовитее змей,
С индианками плоско-курносыми Повстречалась я в жизни моей.
...А бывало: пунцовыми ранами Пачкал в ранчо бамбуковый пол...
Я кормила индейца бананами.
Уважать заставляя свой пол...
Задушите меня, зацарапайте, - Предпогтенье отдам дикарю.
Потому что любила на Западе,
И за это себя не корю...
При всем желании никакой пародии на это стихотворение написать невозможно: это
была бы уж двойная пародия.
Все стихотворения г. И. Северянина чрезвычайно старательно выдержанны в том
же стиле. Стоит раскрыть книгу наугад, и вы получите шедевр своего рода. Таково
первое же стихотворение в книжке — «Хабанера III»:
Струятся взоры... Лукавят серьги...
Кострят (?) экстазы... Струнят (?) глаза...
41 в
– Как он возможен, миражный берег...
– В бокал шепнула синьора (?).
За «струнящиеся глаза» автора было бы положительно справедливо «приструнить».
«Гамак волны» (с. 2), «сосны — идеалы равноправий» (с. 2), «фарватер,
шелестящий под колесами» (с. 2), «Эскизит страсть» (с. 7), «лимонный плеск луны» (с.